Приключения Мильса Веллингфорда
Шрифт:
— С удовольствием; но поверьте, что незачем иметь сувенир, чтобы помнить, чем мы с отцом обязаны капитану Веллингфорду.
— Руперт, — обратилась к нему Грация, — у тебя хороший вкус, помоги-ка нам выбрать.
Руперт не заставил себя упрашивать. Он любил вмешиваться в подобные вещи.
— Посмотрите, мисс Мертон. Разве мой выбор плох? Завидую тем, кого вы будете вспоминать, глядя на это кольцо.
— Вы будете в числе их, господин Гардинг, так как вы немало постарались для меня, и при этом выказали столько вкуса; я этого не забуду.
Я хорошо
— Видите, Мильс, что значит не принадлежать к сословию адвокатов. Дамы не любят грубых профессий.
— Я это заметил, — сухо ответил я, — но, может быть, мисс Мертон уж чересчур насмотрелась на нашу профессию.
Эмилия промолчала. Все ее внимание было устремлено на жемчуг.
— Но что мы теперь сделаем? Будем тащить жребий или вы положитесь на меня?
— Решай за нас, — сказала Грация, — обе части равные.
— Ну, хорошо, вот ваша часть, Люси, а вот твоя, Грация.
Грация вскочила с своего места, обвила мою шею руками и крепко начала целовать, как она всегда благодарила меня, будучи ребенком, за малейший пустяк; Люси же, пробормотав несколько слов, не тронулась с места. Эмилию утомила эта сцена. Сказав, что вечер дивно хорош, она предложила пройтись, на что Руперт и Грация с радостью согласились. Люси ждала, пока ей принесут шляпу; я же отказался от прогулки под предлогом, что мне необходимо написать несколько писем.
— Мильс, — позвала меня Люси, протягивая мне коробку с жемчугом.
— Вы хотите, чтобы я спрятал их, Люси?
— Нет, Мильс, не для меня, но для вас самих, для Грации, для миссис Мильс Веллингфорд, если хотите.
В голосе ее в эту минуту не слышалось никакой иронии; она просто обращалась ко мне с этой просьбой.
— Я, быть может, невольно огорчил вас чем-нибудь, Люси? — сказал я, смутившись.
— Рассудите, Мильс; мы более не дети, а в наши годы надо быть осмотрительнее. Этот жемчуг — слишком ценный подарок, и, наверное, отец не одобрил бы меня, если бы я приняла его от вас.
— И это вы так говорите со мной, Люси?
— Да, дорогой Мильс, — ответила девушка, стараясь улыбнуться сквозь слезы. — Берите же ваш жемчуг, и мы останемся такими же добрыми друзьями, как прежде.
— Если я вам предложу один вопрос, Люси, ответите ли вы мне на него откровенно?
Люси побледнела и задумалась.
— Чтобы я ответила, надо же сперва предложить его.
— Так как вы пренебрегаете моими подарками, то, наверное, у вас больше нет того медальона, который я вам дал на память перед отъездом?
— Извините, Мильс, я сохранила его и не расстанусь с ним во всю жизнь: это воспоминание о счастливых днях нашего детства, а потому он для меня навсегда будет дорог.
Лишь только жемчуг оказался в моих руках, Люси тотчас же исчезла.
Я решил в тот же вечер поговорить с Грацией откровенно и выяснить себе то, что меня интересовало более всего на свете — а именно намерения Андрея Дреуэтта.
Глава XXIV
Мне нетрудно было исполнить свое желание. В Клаубонни имелось зало, которым пользовались хозяева дома в исключительных случаях. Чтобы предупредить Грацию, я сунул ей в руку записочку со словами: «Ровно в шесть часов, в семейном зале».
Войдя в залу, я увидел, что Грация уже ждала меня.
— Ты с «тех» пор никогда не был в этой зале? — спросила она.
— Нет, не был.
— Мильс, но ведь ты не бросишь Клаубонни?
— Не беспокойся, Грация. Для меня Клаубонни теперь дороже еще, чем когда-либо.
Грация пристально и испуганно посмотрела на меня, затем сказала, пожав мою руку:
— Милый брат, ты еще слишком молод, чтобы так рассуждать, — при этом я первый раз заметил в ней такое грустное выражение лица, — слишком молод для мужчины; женщины — дело другое. Мне кажется, что нам всем суждено одно страдание.
У меня не хватило духу ответить, так как я подумал, что Грация сейчас станет говорить о Руперте. Несмотря на нашу дружбу, мы никогда ни одним намеком не затрагивали наших отношений к Руперту и Люси.
— Скажи же, Мильс, зачем, собственно, ты позвал меня сюда?
— Зачем? Ты ведь знаешь, что я уезжаю на будущей неделе; и мне надо кое-что сообщить тебе, чего я не могу сделать, когда ты вечно окружена посторонними людьми: Мертонами и Гардингами.
— Посторонними, Мильс! С каких это пор Гардинги стали для тебя чужими? Да я не помню того времени, когда бы я не любила Люси, как родную сестру.
— Я вполне разделяю твои чувства: Люси — прекрасная девушка. Но теперь положение Гардингов изменилось с того момента, как миссис Брадфорт вдруг воспылала к ним страстью!
— Вдруг, Мильс? Но ты забыл, что она их близкая родственница, что мистер Гардинг законный наследник миссис Брадфорт и что вполне естественно, что эта женщина оказывает внимание тем людям, которые имеют равные с нею права на ее средства.
— И Руперт тоже в числе ее наследников?
— Мне кажется, и я боюсь, что сам Руперт слишком рассчитывает на это. Конечно, и Люси не будет забыта. Она — любимица миссис Брадфорт. Только мистер Гардинг не согласился отпустить от себя дочь, и миссис Брадфорт уступила с тем, чтобы Люси проводила у нее в Нью-Йорке каждую зиму. Руперт кончил изучение права, и теперь он там устраивается, в ожидании вступления в адвокатуру.
— И, конечно, как только стало известно, что Люси — наследница богатой тетки, ее шансы на приискание женихов возвысились?
— Хотя Люси не откровенничала со мной, но я догадываюсь, что она уже отказалась от одной партии два года тому назад, и от трех — нынешнюю зиму.
— В том числе и Андрею Дреуэтту? — спросил я с такой поспешностью, что Грация удивилась и грустно улыбнулась.
— Думаю, что нет. Иначе он не считался бы ее женихом. Люси слишком правдива, чтобы поселять в душе человека сомнения. А ухаживания мистера Дреуэтта начались совсем недавно, так что она еще не имела времени ему отказать. Кстати, тебе, конечно, известно, что мистер Гардинг пригласил его сюда?