Приключения моряка Паганеля часть I - "Боцман и Паганель или Тайна полярного острова."
Шрифт:
Театральное соло Устиныча прервал дальний шум, донёсшийся с высокой стороны туннеля. После чего мы не то чтобы услышали, а скорее почувствовали нарастающую вибрацию исходящую от стен и каменного пола. Я ощутил плотную волну холодного воздуха, ударившую в лицо. Вдруг какая-то сила резко и грубо развернула меня в противоположную сторону и рванув за рукав куртки голосом боцмана, приправленным бонтонным запахом пятнадцатилетнего Курвуазье, рявкнула прямо в ухо: «Бегом!» Приказывать дважды не пришлось и я получив отменный заряд адреналина, словно учуявший жуткий волчий запах молодой олень, огромными, как будто во сне скачками, устремился
Впереди, как в замедленных кинокадрах красиво отталкиваясь от земли длинными балетными ногами в кирзовых ботинках, (к данной мизансцене скорее подошли бы лёгкие, серебристые пуанты) нет не бежал – летел по воздуху мой дорогой друг и наставник Бронислав Устинович Друзь. В правой длани воздетой ввысь он торжественно, словно факел со священным Олимпийским огнем нёс благородно мерцающую в полумраке старинным серебром, заветную титановую флягу. Судя по всему внезапные тревожные звуки неудачно совпали у него с мимолётным желанием пригубить толику благородного напитка из сего изысканного сосуда.
Мы стремительно, словно заправские фавориты на бегах преодолели за каких-то несколько мгновений путь, на который совсем недавно потратили добрые минут пятнадцать и вылетели из полусвета туннеля в полумрак грота. Как по команде бросились мы в стороны от рельс и через секунд пять на выходе с лязгом и скрипом показалась уже потерявшая на пологом месте инерционную скорость наша недавняя пропажа – мотодрезина с прицепом. Я поразился самосохранительной интуиции Устиныча – тяжелые боковые борта прицепа были откинуты, так-что при движении дрезины находились под углом и не доходили до стен туннеля каких-то десятка сантиметров. По сути мирный рабочий транспорт был чьими-то недобрыми руками превращён в подобие древней боевой колесницы секущей толпу вражеских воинов вделанными в борта острыми косами.
Окажись боцман менее чувствительным к опасности, а мы оба не столь успешными в узкоколейных бегах, быть бы нашей «паре гнедых» сейчас капитально изувеченными, а может и того хуже. Отдышавшись и успокоившись Устиныч взглянул на светящийся циферблат своих японских «Seiko» (предмета моей тайной зависти) и немного помолчав, произнёс:«Минуло только два часа, а нас уже убить пытались».
Услышав сие явно не японское двустишие, я признаться не на шутку перепугался, обеспокоившись состоянием психического здоровья моего впечатлительного напарника. Однако вспомнив о неизбывной страсти боцмана к спонтанным стихотворным импровизациям, я несколько успокоился и подержав минутную паузу с всей возможной вежливостью и тактом осведомился:«Бронислав Устинович, вы в порядке?»
Бронислав Устинович как-то по конски, едва не всхрапнув, покосился в мою сторону, фыркнул не разжимая губ и произнёс: «Не дрейфь, Паганюха. Тот кто на нас покушался, тот больше тебя дрейфил, поскольку такую хитроподлость, он кивнул в сторону дрезины с расхристанным кузовом, на такую пакость, повторил он, решится мог лишь человек с отчаянно расшатанной психикой. Это я тебе авторитетно, как человек близко знакомый с последними веяниями мировой психиатрической мысли заявляю».
– «А вы откуда знаете, что это сделал один человек, может там и не один вовсе?» резонно возразил я. – «Видите ли Вальдамир», начал издалека мой просвещённый друг. Мне почудилось, что в этом месте боцман просто обязан аристократическим жестом – тремя пальцами снять с массивного носа несуществующее пенсне и начать бережно протирать его белоснежным носовым платком, вынутым из нагрудного кармана элегантного пиджака английского твида.
– «Так видите ли, юноша. Группа людей, а группа это когда больше одного. Так вот, небольшая группа людей, не находящихся в состоянии панической истерии, гораздо реже, чем одиночка принимает необдуманные, спонтанные или я бы даже сказал эмоциональные решения. Если это конечно не группа детей или взрослых имбецилов, что в нашем случае маловероятно. А вот вполне не глупый, но уставший, растерянный и одинокий человек как раз способен на импульсивные и необдуманные поступки. Исходя из вышеизложенного мы дождёмся прихода ночной вахты и тогда уже вместе, оперативно посовещавшись, решимся на дальнейшие действия. Пока же мы сотворим вот что.
Боцман повернулся и подошёл к дрезине. В открытом кузове, казалось вначале пустом, из под скомканного пласта серой парусины выглядывал эбонитовый угол недавней знакомицы – химической чудо-грелки. Устиныч с моей помощью закрыл борта кузова и мы влезли в него. После чего мой одарённый приятель непринуждённо продемонстрировал техническую сторону своих талантов, заведя эту немецкую бандуру без малейших запинок. Уже через пять минут от неё повеяло всё усиливающимся теплом, словно от разгорающегося невидимого костра и в дощатом, грузовом кузове времён второй мировой войны стало уютно, словно у старинного камина.
Мы снова устроились рядом, блаженно вытянув две пары ног в сторону работающей химической батареи. Устиныч с несколько запоздалой любезностью протянул мне флягу с коньяком: „Хлебни для профилактики ОРЗ“ + с заботой в голосе сказал он. Для тех кто не в курсе ОРЗ – острое респираторное заболевание, в те годы врачи-терапевты так именовали банальную простуду». «Вот так и начинается алкоголизм» – подумалось мне. Однако профилактика – святое дело и я таки изрядно хлебнул. Вскоре я почувствовал, что счастлив, а мой спутник в эти чудные мгновенья дороже мне отца родного. Боцман тоже порядком расслабился и чтобы не уснуть к приходу сменщиков Бори и Ромы решил продолжить изрядно растянувшуюся по времени, но от того не менее захватывающую Гренландскую эпопею
– «Знаешь ли ты, Паганюха, что езда на собачьих упряжках столь радостная в начале, в течении нескольких часов непривычного седока утомляет куда более, чем скажем дневной переход по жаркой Сахаре между трясущихся горбов, какого-нибудь, понимаешь, верблюда-бактриана. Когда мы наконец спустились в небольшую светлую от плотного льдистого наста долину сплошь усеянную несколькими десятками полушарий, белоснежных домиков-иглу, я скажу тебе почти обрадовался. Это ведь всё дело привычки и когда пришлось ехать на собачках во второй раз, то было уже полегче».
Иглу эти при ближайшем рассмотрении оказались построенными из блоков-плит плотного снега. Позже мне повезло наблюдать, как гренландские эскимосы-инуки распилив на плиты длинными ножами для разделки тюленьих и китовых туш такой вот твёрдый, слежавшийся сугроб, за какой-то час с небольшим соорудили классический иглу. Плиты разных размеров располагались по спирали, словно в раковине улитки, сужающуюся к своду. Все снежные блоки они с врождённой сноровкой укладывали с опорой на предыдущие в трёх точках. В довершении готовый снежный домик для крепости конструкции полили с внешней стороны водой, растопив снег на огне в чане.