Приключения моряка Паганеля часть I - "Боцман и Паганель или Тайна полярного острова."
Шрифт:
Белобрысый, голубоглазый балбес поднял с палубы какую-то железку и изобразил зверское смертоубийство товарища. Словно злодей-самурай он всадил свою импровизированную катану в мягкий живот жертвы. Далее последовало натуральное Кабуки, средневековый японский театр с мужской труппой.
Парень был явно звездой корабельной самодеятельности. Он принялся дико вращать глазами и громоподобно хохотать, не забывая медленно и сладострастно изображать вытягивание кишок из живота своей жертвы.
Зверски убиваемый страдалец был менее талантлив, к тому же явно перепутал мизансцены. Несчастный с похвальным усердием изображал смерть… через повешение. Хрипел, выкатывал до слез глаза из орбит, (как страдающий от фатального запора) не забывая вываливать из пасти фиолетовый, неаппетитный язык.
В довершении трагедии маньяк-убийца зачем то из японца переквалифицировался в людоеда-папуаса, принявшись исполнять вокруг дрыгающейся, вероятно в конвульсиях жертвы, ритуальный предобеденный танец – «Бон аппетит». Вся эта катастрофа сопровождалась визгливыми воплями маньяка: «Блад! Блад!»
Смышленый рыжий Геша заржал первым. Парень быстро сообразил, что громогласное «Блад» вовсе не английское – blood (кровь), а совсем даже теплое, родное, столь часто употребляемое исконно русское слово.
Следом заржали все мы. С опозданием, но все же до нас дошло, что за сцену только – что изобразили перед нами. Это была палуба нашего «Жуковска», на которую высадился не так давно норвежский десант. Конвульсирующая жертва – зверски зашкереный норвежский моряк-спецназовец, а соответственно, бьющийся в пене и однообразно матерящийся маньяк-убийца, наш типический образ – доброго, русского парня.
В этом месте наши морячки вдруг прекратили ржать, и продолжая улыбаться(правда еще шире – до ушей) как по команде повернули головы. Придерживая тяжелую, клинкетную дверь, судя по звону кастрюль и пробивающемуся пару, ведущую в корабельный камбуз, на нашу гоп-компанию, улыбаясь смотрела она.
Молоденькая темноволосая норвежка в белой камбузной куртке и цвета мокрого хаки обтягивающих стройные ноги брючках. Она не была куклой, но эти ямочки на щеках, эти темные искрящиеся глаза и главное ее юный, заметный как яркий лучик издалека, естественный, природный шарм.
Она более всего походила на увиденную мной через много лет в кино, молодую актрису – Чулпан Хаматову. Тот же тип девушки, та же пряная азиатчинка в разрезе глаз и лёгкой скуластости, нередкая у северных скандинавов носящих в своих жилах частицы саамской и угрской крови.
Что сказать? Не миновала и старика Паганеля чаша сия. Как в той популярной песенке: «Мое сердце остановилось! Мое сердце замерло»…
Вне нашего «Медвежьего крыла» – нерушимого тысячелетнего убежища созданного самой природой, бушевала «Кашуту» (Пьяная Эскимоска).
Так наречена была, имеющая всех и вся полярная буря, еще не достаточно политкорректными в те годы штатовскими метеорологами. Итак, снаружи бушевала она – дама пренеприятная во всех отношениях. Горе тому экипажу, чей борт окажется несчастливым. Выйдет ли вдруг посреди урагана из строя вся ходовая часть. Откажет ли, бывшее много месяцев в безотказной работе, рулевое устройство.
Или возьмет и взбесится сам корабль, выполняя все команды из штурманской рубки с точностью до наоборот. И не будет не сил, не времени для поиска причин корабельного безумия. Да и не найти тех причин, поскольку в царстве морских стихий чаще, гораздо чаще и реальнее действуют эманации мира тонкого, пронизывающего все сущее, но нами людьми не ощущаемые.
Кто знает, может довольно было самой малости. Да и малости ли. Кто и как может взвесить степень тоски и отчаяния жены капитана обезумевшего судна. Она одна, она видит мужа не так часто – несколько раза в год. Дети растут и она все меньше нужна им. Кто спросит – каково ей замужней без мужа Приятно ли ложиться в одинокую, холодную как могила, но все еще почему то супружескую постель.
И однажды вечером она пойдет в город и встретиться с каким – то мужчиной и пойдет с ним и проведет с ним вечер, а позже и ночь. Ей будет хорошо или просто не так одиноко и может она захочет повторить этот опыт еще и еще раз. Но однажды она отчего-то среди ночи проснется в слезах и поймет, что ее любовник просто чужой, не близкий ей человек. А она все еще любит мужа и не знает как посмотреть ему в глаза, когда он все-таки вернется.
И снова отчаяние захлестнет ее душу штормовой волной. Не ведая, что творит пошлет она страшной силы проклятье. Проклятье мужу и его кораблю. Будь проклят ты, мой любимый, кто оставил меня здесь одну, на этом постылом берегу. Будь проклят ты и твоя ржавая плавучая домовина, бездушный кусок железа – покрытый немытыми иллюминаторами гроб. Твой чертов корабль, который тебе дороже меня. Так плывите же вместе в преисподнюю…
Суша покрыта несметными скопищами людей, чьи мелкие и не мелкие страсти, властные над нами инстинкты, смутные и определенные желания, вязкая повседневная суета уничтожают самое суть человека – светлую его сторону.
Поднимается над городами и поселениями нечистое невидимое облако отчаяния и неверия. Поднимается, и чем его больше, тем плотнее оно в холодной выси. И вот уже возвышается над ореолами наших обиталищ, та самая небесная твердь, первые признаки которой ощущали наши далекие предки. Они видели её, еще тонкую и незаконченную, но обещающую закрыть все небеса исполинскую конструкцию.
Полный смысл и предназначение этих куполов непостижим для человека. Лишь некоторые из нас по счастью или несчастью не утратившие микроны духовного зрения очень грубо и примитивно (что охраняет нас от безумия), но все же способны увидеть – Наша лень, наше безволие, наша ложь и жестокость, наше нежелание каждый Божий День преодолевать тьму в себе и есть те самые невидимые, мешающие излиянию на землю Горнего Света нечистые ледяные частицы, что закрывают от нас Небо.
А над морем небо чище, даже в шторм и ненастье. Даже если оно закрыто тяжелыми, свинцовыми облаками.
Мне кажется, что душам моряков, коль нет на них греха большого, куда как проще оказаться пусть не в раю, но все же, по дороге к Свету. И не во сне…
Глава 6. «Страсти по Титанику»
В эту не теплую, буйную майскую ночь, светлую, по воле уже месяц, как вступившего в свои права полярного дня, двоим не спалось. Разумеется не спала и судовая вахта: моторист в машинном отделении, штурман в рубке и вахтенный матрос у переходного трапа. Последний был круто задран вверх по направлению от нашей верхней палубы к главной палубе норвежца. На приливе крепежные тросы этого переходного мостика опасно натянулись и грозили оборваться. Пришло время вахтенному матросу поработать и ослабить крепление, приведя трап в божеский вид.