Приключения мышонка Десперо
Шрифт:
Книга четвёртая
Наверх, к свету
Глава тридцать четвёртая
Убивать и живых и мёртвыхХ
Читатель, ты ещё не забыл про нашего мышонка? Про Десперо?
«Возвращайся наверх, к свету», — шепнул ему старый тюремщик Грегори, завернул в салфетку и положил
— Это я, Миггери Coy! Вернулась из глубокого-преглубокого подземелья!
— Вот и славно, — отозвалась толстуха. — Мы счастливы тебя видеть.
Мигг поставила поднос на разделочный стол.
— Эй, погоди, — сказала Повариха, — а посуду кто за тебя вымоет? Давай-ка пошевеливайся!
— Чё? — переспросила Миггери Coy.
— В твои обязанности входит вымыть эту посуду, — прокричала Повариха, схватила салфетку и хорошенько её вытрясла.
Десперо вывалился из салфетки и угодил в стеклянную плошку с растительным маслом. Плюх!
— Чтоб тебя! — ахнула толстуха. — Мышь! У меня на кухне! В моей плошке! В моём масле! Мигг, убей её! Сию же минуту убей!
Мигг наклонилась над плошкой, наблюдая, как мышонок медленно, но верно идёт ко дну.
— Бедняжка, — прошептала она и, сунув руку в масло, вытащила Десперо за хвостик.
Он кашлял, чихал, отфыркивался, жмурился от яркого света и едва не плакал от счастья: он спасён! Но счастье длилось недолго.
— Убей эту мышь! — орала Повариха.
— Ладно, — нехотя согласилась Мигг и отправилась за кухонным ножом.
Она продолжала держать Десперо за хвостик, но хвостик-то был тонкий, да ещё в масле. Поэтому, когда Миггери Coy потянулась за ножом и чуть ослабила хватку, Десперо выскользнул из её толстеньких пальчиков и шмякнулся об пол.
Мигг посмотрела на маленький бурый комочек, неподвижно лежавший у её ног.
— Он и сам, без меня убился, — сказала она.
— Всё равно убей! — твердила толстуха. — У меня для мышей один приговор: убивать. И живых и мёртвых. Всех подряд. Только так можно надеяться, что мышь будет мертва и не сгрызёт у меня никаких продуктов.
— Ух ты! Ясный приговор. Убивать и живых и мёртвых.
— Ну ты, кочерыжка ушастая! Пошевеливайся! — завопила Повариха.
Десперо чуть приподнял голову.
Сквозь огромное окно в кухню проникали лучи предзакатного солнца. Но мышонок не успел полюбоваться светом — его затмило огромное лицо. Миггери Coy склонилась над ним низко-низко и, жарко дыша через полуоткрытый рот, принялась тщательно рассматривать.
— Мышенька, что ж ты не убегаешь? — прошептала она.
Десперо смотрел в её маленькие, полные жалости глазки, но тут вдруг что-то сверкнуло, и воздух прорезало что-то острое, металлическое… Мигг медленно, сколь возможно медленно опускала нож-тесак, и он всё приближался, приближался…
Десперо пронзила резкая боль — где-то сзади, совсем сзади. Он вскочил и побежал. Вполне профессионально, по-мышиному. Сперва вправо, потом влево. Петлял.
— Ух ты! — воскликнула Миггери Coy. — Промазала.
— Чего от тебя ещё ждать? — вздохнула Повариха, следя взглядом за мышонком, который как раз юркнул в щель под дверью кладовки.
— Но хвостик-то я отрубила! — Мигг подобрала хвост Десперо и гордо продемонстрировала его Поварихе.
— И что с того? — возмущённо завопила толстуха. — Какая мне радость от этого хвоста, если вся остальная мышь уже грызёт мои продукты?
— Не знаю, — честно ответила Мигг и съёжилась, потому что Повариха подступала с явным намерением дать ей в ухо. — Я не знаю.
Глава тридцать пятая
Рыцарь в сияющих доспехах
Десперо тоже размышлял о своём хвосте. Если Повариха не знала, что делать с его хвостом, то ему надо было понять, как теперь жить без хвоста. Десперо сидел на куле с мукой на самой верхней полке кладовки и плакал.
Боль на месте отрубленного хвоста была нестерпимой, и он плакал от боли. А ещё он плакал от счастья. Он выбрался из подземелья! Он вернулся назад, к жизни и свету! Спасение пришло очень вовремя, потому что теперь ему надо помочь Горошинке, надо оградить принцессу от ужасной участи, которую уготовил для неё этот ужасный крыс.
Так что Десперо плакал от счастья, боли и благодарности. А ещё от усталости, отчаяния и надежды. Он плакал от всего разом — от всех чувств, которые могут нахлынуть на маленького мышонка, которого сперва осудили на смерть, а потом чудесным образом от неё избавили, чтобы сам он мог спасти от напастей свою возлюбленную.
Короче, читатель, Десперо плакал.
А наплакавшись, так и заснул на куле с мукой. На улице тем временем закатилось солнце, стемнело, и на небо одна за другой высыпали звёзды. Потом звёзды снова уступили место солнцу, а Десперо всё спал и спал. И ему снился сон.
Ему снились высокие разноцветные окна-витражи и мрак подземелья. Свет в его сне ожил, сияющий, всепобеждающий, и превратился в рыцаря с мечом. И рыцарь сражался с мраком.
Мрак тоже принимал разные обличья. Сначала он был похож на маму и говорил непонятные французские слова. А потом он превратился в папу и стал бить в барабан. После он стал братцем Ферло в чёрном капюшоне и говорил «нет» на любые просьбы и мольбы. В конце концов мрак превратился в огромную крысу и начал ухмыляться — угрожающе и зловеще.