Приключения на безумном чаепитии
Шрифт:
– Вы отдает себе отчет, молодой человек, в том, что говорите? – неприязненно сказала миссис Мэнсфилд. – Я думала, что вас, как и всех нас, тревожит отсутствие моего зятя. Но каким образом, по-вашему, часов не оказалось на месте?
Эллери прикрыл глаза.
– Элементарно. Их просто убрали оттуда. Их не было над дверью, когда я заглядывал в кабинет. А когда я ушел, их вернули на место.
– Но кому бы пришло в голову снимать часы со стены, мистер Куин?
– Этот вопрос я и задаю себе. По правде говоря, ответа пока не знаю. – Он открыл глаза. – Между прочим, видел ли кто-нибудь шляпу Шляпника?
Миссис Оуэн задрожала:
– Нет,
– Да, но, если вы не верите, можете…
– Нет, нет. Верю вам на слово. У вашего мужа были враги? – Эллери улыбнулся в сторону мисс Уиллоуз. – Это обязательный вопрос. Боюсь, что в техническом плане не смогу предложить ничего потрясающего.
– Враги? Вряд ли, – затрепетала миссис Оуэн. – Ричард сильный, иногда довольно резкий человек, позволяющий себе презрительный тон, но, полагаю, никто не может ненавидеть его настолько, чтобы убить.
– Не говори таких вещей, Лаура, – резко сказала миссис Мэнсфилд. – Вы все тут ведете себя как дети – вот что я вам скажу. А все, возможно, объясняется очень просто.
– Вполне может быть! – бодро заявил Эллери. – Все это из-за тягостной погоды. Кстати, дождь кончился.
Все тупо уставились в окно. Дождь и в самом деле перестал, небо прояснялось.
– Разумеется, – продолжал Эллери, – всякое возможно. Предположительно – повторяю, предположительно, – миссис Оуэн, вашего мужа похитили. Ну, ну, не стоит так пугаться. Это только мои догадки. Но тот факт, что он исчез в театральном костюме, указывает на весьма поспешный и, следовательно, возможно, насильственный отъезд. Вы не находили каких-нибудь записок? В почтовом ящике? С утренней почтой?
– Похищен… – слабо отозвалась миссис Оуэн.
– Похищен, – выдохнула миссис Гарднер и прикусила губу.
– Никаких записок, никакой почты, – отрезала миссис Мэнсфилд. – Лично мне все это кажется смешным. Это твой дом, Лаура, но я обязана… Одно из двух. Или относиться к этому серьезно и вызвать настоящую полицию, или вообще забыть обо всем. Скорее всего, Ричард опьянел, он ведь вчера вечером много пил; пьяный, он забрел куда-нибудь и сейчас отсыпается на природе, так что самое худшее, что ему грозит, это простуда.
– Превосходная мысль, – протянул Эллери. – Все правильно, кроме вызова полиции, миссис Мэнсфилд. Уверяю вас, я обладаю вполне надежной квалификацией. Считайте, что полиция уже здесь. Предлагаю взять себя в руки, отвлечься от неприятных предположений и просто подождать. Если к темноте мистер Оуэн не вернется, мы соберемся и обсудим, что делать дальше. Согласны?
– Звучит разумно, – рассеянно сказал Гарднер. –Позволительно мне, – он улыбнулся и пожал плечами (ну и ситуация!), – позвонить в свой офис?
– Господи, конечно.
Неожиданно миссис Оуэн пискнула, вскочила и засеменила к лестнице.
– День рождения Джонатана! Я совсем забыла! Приглашены дети. Что я скажу?
– Полагаю, – голос Эллери был печален, – о дне рождения не может быть и речи. Вам придется обзвонить всех приглашенных на безумное чаепитие и принести им извинения.
С этими словами он поднялся и прошел в библиотеку.
Несмотря на сияющее солнце и ясное небо, день выдался безрадостным. Прошло утро, а новостей не поступило. Миссис Мэнсфилд буквально силой уложила дочь в постель, заставив принять люминал, и не отходила от нее, пока та не уснула. Затем старуха села за телефон и стала приносить извинения по поводу внезапной отмены празднования дня рождения: у Джонатана, кажется, простуда.
Извещенный об отмене праздника. Хозяин Джонатан поднял такой рев и продемонстрировал столь неожиданную ярость, что у Эллери, возившегося внизу в библиотеке, по спине побежали мурашки. Лишь объединенными усилиями миссис Мэнсфилд, Милана, горничной и кухарки кое-как удалось утихомирить отпрыска Оуэнов. Если бы не 5-долларовый банкнот, вряд ли удалось установить это чреватое всякими неожиданностями затишье.
Эмми Уилдоуз прилежно читала. Гарднеры играли в бридж. Завтрак прошел уныло. Все были немногословны, атмосфера в доме становилась все более напряженной. Весь день его обитатели бесцельно, как неприкаянные, бродили по комнатам. Даже Эмми не удавалось скрыть нервозность. После бесчисленных сигарет и коктейлей она тоже погрузилась в мрачное молчание. Новостей по-прежнему не поступало. Телефон зазвонил только раз – это оказался лавочник, возмущенный отказом от мороженого. Эллери провел день в таинственных занятиях в библиотеке и кабинете Оуэна. Что он там искал или делал, для остальных осталось загадкой. Примерно в пять вечера он вышел из кабинета Оуэна с посеревшим лицом, глубокая морщинка пролегла между бровями. Выйдя на крыльцо, он долго размышлял, прислонившись к колонне.
Земля подсохла, солнце быстро уничтожило следы ливня. В дом Эллери вернулся с наступлением сумерек. Темнело, как бывает в сельской местности, быстро. В округе, казалось все вымерло. В доме было спокойно, его печальные обитатели разбрелись по своим комнатам. Эллери нашел кресло и снова надолго погрузился в невеселые мысли. Но вот в его лице произошла неуловимая перемена; он подошел к лестнице и прислушался. Ни звука. На цыпочках он вернулся к телефону и с четверть часа тихим, доверительным голосом говорил с Нью-Йорком. После чего поднялся к себе.
Спустя час, когда все общество собралось на обед, Эллери, никем не замеченный, даже кухаркой, выбрался из дома через черный ход. Там, в густой тьме на задворках, он и пробыл некоторое время, а затем присоединился к обедающим. Обед подали остывший и с опозданием. С исчезновением Оуэна весь порядок в доме был нарушен. Горничная (та самая, с хорошенькими ножками) принесла кофе только в половине девятого. Спустя полчаса на Эллери напала страшная сонливость. Все сидели в гостиной, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Миссис Оуэн, бледная, молчаливая, с жадностью осушила чашечку кофе и попросила еще. Миссис Мэнсфилд по-прежнему настаивала на вызове полиции. Пожилая леди питала твердую веру в констеблей Лонг-Айленда. В некомпетентности Эллери она не сомневалась, чего, впрочем, и не скрывала.
У Гарднера был обеспокоенный вид, но он с демонстративной независимостью бренчал на пианино. Эмми Уиллоуз, казалось, отрешилась от всего мира, успокоилась и ничему не удивлялась. Миссис Гарднер нервничала. Джонатан опять разорался у себя в комнате…
И вдруг словно мягкое снежное покрывало окутало присутствовавших. Все, как по команде, стали погружаться в сон. В комнате было тепло, и Эллери ощутил легкую испарину на лбу. Он уже почти отключился, когда оглушенный мозг подал сигнал тревоги. Какое-то мгновенье детектив делал попытки встать, напрячь мускулы, но ощутил, как его тело, наливаясь свинцовой тяжестью, перестает ему повиноваться. Последняя мысль, промелькнувшая в сознании, прежде чем комната закружилась перед глазами, была о том, что их всех отравили.