Приключения Натаниэля Старбака
Шрифт:
Пенсильванскому батальону посулили бочонок виски за взятие моста, и он с энтузиазмом бросился в атаку. Передние шеренги янки полегли от огня уцелевших мятежников, но напиравшие сзади солдаты перескакивали через трупы и неслись по каменной поверхности, переброшенной через ручей. За ними следовало всё больше и больше северян, толкаясь и мешая друг другу, горя жаждой мести. Мятежники повыскакивали из своих окопов и понеслись за холм.
Ниже по течению, у брода Снейвли, вторая бригада наконец переправилась на западный берег, и янки оказались в тылу позиций Ли. Однако мало было переправиться через ручей - требовалось еще построить батальоны и бригады в колонны. Нужно было переправить орудия, привести всё в порядок и разведать местность. Торн на чем свет стоит проклинал Макклелана, придержавшего у штаба кавалерию, от которой там не было ровным счетом
– День еще только начался, - указывал он на короткие тени, - и нет нужды торопиться. Мы сделаем всё как полагается. Кроме того, - продолжил Бернсайд, словно все его слова были неопровержимой истиной, - мы не можем наступать, пока пехоту не снабдят боеприпасами. Их патронташи пусты, Торн, абсолютно пусты, а солдаты не могут сражаться без патронов.
Торн едва не спросил, как генерал умудрился не захватить с собой достаточно боеприпасов для предстоящего тяжелого сражения, но в последнюю секунду прикусил язык. День и впрямь только начался, и это было хорошо, ибо войска Бернсайда тащились медленней задумавшейся улитки, а, перейдя на тот берег, бесцельно разбредались, пока офицеры не собирали их на надлежащих позициях. Наступление Бернсайда обещало стать медленным штурмом вместо молниеносного удара. Торну же оставалось только молиться, чтобы Ли не отвел войска до того, как ловушка северян захлопнется. Торн пришпорил коня и поскакал к вершине холма, у которого так упорно сражались мятежники. Оказавшись наверху, он устремил свой взгляд на кукурузное поле, темные леса и пастбища. В замутненной жарким маревом дали он разглядел пыль, поднятую каретами скорой помощи, медленно тащившимися на юг к реке - туда, где находился единственный для мятежников путь домой. У самого уха Торна просвистела пуля, выпущенная застрельщиком мятежников. Он увидел дымное облачко и прикинул, что выстрел тянул на все четыреста ярдов. Торн приподнял шляпу в ироничном жесте, отдавая дань хорошему выстрелу, почти поразившему цель, развернул коня и направился обратно вниз.
Оборона у заглубленной дороги наконец пала. Янки, захватив участок, не могли пересечь его, не ступив на тела защитников. И пусть эти защитники погибли, но урон, который они нанесли северянам, не оставил последним сил на дальнейшее продвижение.
Неистовое пламя сражения после полудня превратилась лишь в тлеющий костер. Усталые солдаты шатались у плато, укутанного дымом и отвратительным запахом гниющих на палящем солнце тел. Орудийные батареи ожидали подвоза боеприпасов, солдаты пересчитывала патроны, а офицеры пересчитывали солдат. От подразделений, насчитывавших пятьсот солдат, осталась едва ли сотня. Полем битвы правили мертвые, живые же искали воду и вглядывались сквозь режущий глаза дым в поисках врага.
Мятежники понесли наибольшие потери. Подкреплений не осталось - ни одного человека, и Ли пришлось доверить оборону Шарпсберга и единственной дороги, ведущей в Конфедерацию, артиллерийской батарее. Едва орудия разместили на позициях, из города на изможденной, побелевшей от пота и покрытой пылью лошади прискакал не менее изможденный гонец. Легкая дивизия Хилла дошла до брода. Последние войска Конфедерации пересекли реку и выступили на север.
Вся остальная армия Ли застыла в ожидании. Войска знали, что потрепанные янки готовились к бою, знали, что скоро из-за кромки плато покажутся синие мундиры, знали, что вновь начнется сражение. Мертвых, которые ранее обыскали в поисках боеприпасов, обыскали снова. Бесценные патроны поделили среди выживших. Не было ни воды, ни даже мочи, чтобы прочистить забитые порохом стволы. Солдаты изнывали от жажды и пота. И ждали.
Пружина, которой суждено было захлопнуть устроенную янки ловушку, напряженно сжималась, ибо войска Бернсайда медленно готовились к наступлению, но Макклелан всё не мог стряхнуть с себя опасения за северный участок поля битвы. Именно с того направления он ожидал мощный контрудар мятежников, способный поставить под угрозу само существование его армии. Один из генералов утверждал, что северные поля представляют огромную опасность, другой же уверял, что стоит еще чуть поднажать - и армия Севера
– Превосходят, шеф, что и говорить, превосходят!
– горячо поддержал его Пинкертон.
– Орда негодяев, самая настоящая орда!
– шотландец с энтузиазмом высморкался и, развернув платок, внимательно осмотрел результаты сего действа.
– Просто чудо, что мы всего этого добились, шеф, - не отрываясь от пристального изучения платка, добавил он.
– Ни много ни мало, настоящее чудо.
Макклелан что-то невнятно пробурчал - в конце концов, он полагал, что дело тут не столько в чуде, сколько в его талантах полководца, предотвративших катастрофу. Он наклонился к подзорной трубе и начал наблюдать за войсками в центре поля, наконец пришедшими в движение. Их задачей было удержать войска Ли в пределах Шарпсберга, пока Бернсайд не отрежет их с тыла. Великолепное зрелище, подумал Макклелан. Под знаменами маршировали тысячи солдат. Дымные облачка проплывали перед подзорной трубой, придавая наступлению некий романтический налет.
В строю, однако, романтики не чувствовалось вовсе. Войска наступали по открытой местности - туда, где над деревней возвышался холм с расположенными на нем артбатареями врага. Северяне несли потери, и угасшее было сражение снова вспыхнуло ярким пламенем. Дальнобойные пушки били по пехоте, которая могла лишь упорно двигаться вперед, сквозь дым, разрывы снарядов и кровь товарищей. Перед ними расстилался горизонт с силуэтами орудий, выплевывавших языки пламени и сгустки дыма. Снаряды визжали, выли, грохотали и убивали. За ручьем ответный огонь вели тяжелые орудия федеральных войск. Их огромные ядра тоже грохотали в небе, разбрызгивая над батареями мятежников кровавые капли.
Войска Бернсайда наконец перешли в атаку. Лишь на их участке, одном-единственном, заиграл оркестр. По холму поднимались знамена. Главное наступление, которое отрежет мятежникам путь к отступлению, началось.
Наконец, капкан, заготовленный янки, захлопнулся. Кульминация резни этого долгого дня приближалась.
Янки, засевшие в Северном и Восточном лесу, вели себя тихо, но северный фланг атаки на Шарпсберг был виден из леса у церкви данкеров. Эти войска, как и толпа, двигавшаяся от заглубленной дороги, была встречена кошмаром артиллерийского огня южан. Некоторые солдаты Старбака стреляли в далекого противника из винтовок, но большая часть просто укрылась среди деревьев и наблюдала за разрывами снарядов, вносящих опустошение во вражеские ряды.
Их собственное орудие, захваченный Наполеон, расположилось в полусотне ярдов. Поттер начал было выводить на лафете "подарок от Желтоногих", но жесткое дерево быстро затупило лезвие его карманного ножичка, и он бросил свои попытки.
– Странно, - обратился он к Старбаку, - но когда-нибудь все это попадет в книги по истории.
– Странно?
– Старбак нахмурился, пытаясь переключиться со своей усталости на беззаботное замечание Поттера.
– А что тут странного?
– Просто я никогда не думал, что в Америке можно творить историю, - ответил Поттер.
– По крайней мере, не после Революции. История - это нечто, относящееся к другому миру. Крым, Наполеон, Гарибальди, индийское восстание, - он пожал плечами.
– Мы ведь прибыли в Америку, чтобы сбежать от истории, разве нет?
– Сейчас ее творим мы, - коротко ответил Старбак.
– Тогда нам лучше одержать победу, - сказал Поттер, - потому что историю пишут победители, - он зевнул.
– Разрешите напиться?
– Не сейчас. Мы еще не закончили.
Поттер скорчил кислую мину и посмотрел на пушку:
– Всегда хотел пострелять из такой, - задумчиво произнес он.
– Я тоже, - согласился Старбак.
– Это сложно?
– поинтересовался Поттер.
– Это же просто огромная винтовка. Тут ученая степень не нужна.