Приключения Никтошки (сборник)
Шрифт:
– Какое-никакое, а так именно мужа Шишиморы и зовут: Как. В этом-то вся и путаница. Иногда она его прямо из болота зовет. А он любит везде блуждать. А она его все зовет, чтоб с ней сидел и не блуждал. Зовет его:
«Как, Как!» – а коротышкам кажется, что их кто-то спрашивает. Это когда вот так, как сейчас – на улице ветер, дождь, и кажется, будто тебе кто-то на ухо нашептывает, будто все время спрашивает: «Как? Как?» – а это не «как», а Шишимора своего мужа Кака зовет. Этот Как – огромный великан. Ростом, как сто коротышек.
– Как же он в
– А болото – оно знаешь какое?
– Какое?
– Глу-у-бокое! В тыщу метров глубиной. Как туда только ногой ступит – и уже бульк, и весь там. Сидит – одна голова из болота торчит, словно кочка. Он так целыми днями сидит, только и видно, что кочка, а из нее какой-то дымок или пар идет. Это Как дышит. А вот, путник идет мимо. Вокруг одно болото, нигде сухой земли нет, ступить некуда. Видит он: кочка – и шагает прямо на нее. А Как – тут как тут: бульк в болото – только этого коротышку и видели. Как-то – коротышкоед. Он такой огромный, что в обед может до четырехсот коротышек съесть.
– Где же он столько возьмет? – удивился Мальберт.
– То-то и оно, что нигде. Вот Как и сидит все время голодный. Приходится ему один мох щипать, да поганки. Как и его сестра очень поганки любят. Особенно бледные.
– У него еще и сестра есть?
– Есть, только о ней мало что известно.
– А ее как зовут?
– А ее зовут Кака.
– Фу! – поморщился Мальберт. – Ну и скажешь ты тоже, Пустомеля.
– Да это чистая правда, чем хочешь клянусь! Ну что же она виновата, что у нее такое отвратительное имя? Хотя она и сама – такая отвратительная, отвратительнее своего брата и его жены. Поэтому-то ее никто не хочет в жены брать. Так она всю-то жизнь бобылем и живет.
– И тоже в болоте?
– Нет, она больше в лесу. Но, как и Шишимора, жилье коротышек любит. Если уж Шишимора к кому в дом проберется – то тут и Каку жди.
Когда хозяева дома спят, ятровка обязательно ей дверь откроет.
– А кто это ятровка?
– Ятровка – это означает «жена брата», – ответил Пустомеля.
– Откуда ты это всё знаешь, Пустомелечка? – с уважением спросил повар Кастрюля.
– Я вам не Знайка, который всё только из книжек. Я всё прямо из жизни изучаю.
Глава двадцать третья
НАПАЛИ НА СЛЕД
Пока Вруша вез Таблеткина в Цветоград, пока доктор вырезал больному аппендицит, Знайка и остальные ехали по следам Никтошки на тракторе. Скорость у трактора намного меньше, чем у молокомобиля. Поэтому, когда они добрались наконец до взорванной машины, было уже совсем темно. В свете тракторных фар обследовали останки молокомобиля и, не найдя Никтошку, поспешили дальше по всё сужающейся дороге.
Дождь лил, как из душа, когда в доме нет горячей воды. Но когда он немного ослабевал, на помощь ему приходил пронизывающий ветер. От него мокрая одежда прилипала к телу и становилось безумно холодно. Так, что Напильник даже начинал постанывать: «Ва-ва-ва!…»
Бросили застрявший в крапиве трактор и стали спускаться к реке. Правдюша светил большим фонарем, а Булька рвался вперед и тащил за собой охотника Патрона, у которого ружье то и дело застревало в чертополохе. Когда они наконец очутились возле реки, все до того промокли и промерзли, что зуб на зуб не попадал.
Булька стал бегать вдоль берега и громко лаять. Он то кидал задними лапами песок, что-то раскапывая, то бросался на росшие у воды деревья и царапал их когтями, то задирал голову и лаял на летящие облака. Но Никтошки нигде не было. Следы его обрывались возле коряги, завязшей корнями в камышах.
– Мы должны что-то придумать! – пытался Знайка перекричать ветер и Бульку.
– Н-нн-ннооо ч-чч-ччттоооо? – трясся одуревший от холода Напильник.
– Мммм-мы тттт-так умм-умрем! – икал Торопыга.
В это время из-за облаков показалась луна, а из леса послышался такой тоскливый, такой печальный волчий вой, что даже охотника Патрона, все еще пытавшегося храбриться, передернуло. От холода у него дрожали руки и он не мог снять предохранитель у своего ружья.
– Бббб-ббулька, ссс-ссюда! Булька заскулил.
– Мне надо подумать, мне надо подумать, – повторял Знайка. – В таком холоде я не могу думать. А если я не могу думать, значит, я не смогу ничего придумать.
– Если Знайка ничего не придумает, мы умрем от холода и нас загрызут волки! – простонал Торопыга.
– Правильно. Молодец, Торопыга. Вот что! Мне надо немного согреться, тогда я точно что-нибудь придумаю.
– Но ккккк-как же?
– Снимайте все одежду и давайте мне!
И, подавая пример, Знайка набросился на Напильника и стащил с него хромовую тужурку. Потом отнял шерстяную шапку у Правдюши, сдернул с Торопыги меховые сапоги, а с Патрона – кожаные перчатки.
– Тт-тты чтт-тто делаешь? – пытались сопротивляться малыши.
– Мне надо согреться, чтобы что-то придумать, а иначе всем нам капец! – отбивался Знайка.
Напялив на себя отобранные вещи, он, чтобы стало еще теплее, принялся бегать по берегу, топать ногами и хлопать себя руками по плечам. А Напильник от холода совсем обезумел и, согнувшись пополам, уткнулся головой в песок. Торопыга бормотал что-то нечленораздельное.
– Придумал! – сказал Знайка. – Никтошка утонул в реке – это ясно. Как это не печально, но это факт. Если мы еще полчаса на этом холоде под дождем подождем, то мы тоже умрем. К тому же нас волки съедят.
– Что же делать? – прохрипел Патрон. – У меня патроны промокли, я не смогу от волков отстреливаться.
– Очень просто, – сказал Знайка.
Закутавшись в одежду товарищей и бегая вокруг них, он окончательно согрелся и голова у него заработала как всегда – быстро и безотказно.
– Поднимаемся наверх, садимся в трактор и едем на ферму.
Пока они взбирались на гору, всем стало теплее. Еще больше согрелись, когда вытаскивали трактор из крапивы.
– А эта крапива, оказывается, согревает, – заметил Напильник.