Приключения Никтошки (сборник)
Шрифт:
– Плюнуть, что ли, на всё – да и пойти за город, на речку, – сказал рыболов Мормышкин. – Убивать – не убивать! Надоела болтовня эта! Под мостом сейчас, небось, такой клёв… и река осенью такая живописная, когда по ней желтые листья плывут…
– Ага, живописная! Тоже мне, поэт. Ему клёв, а у бедной рыбы, которую он поймает, это последний день в ее жизни. А потом ее изжарят на сковородке.
– Да помолчите вы, дайте же послушать! – зашипели на них сзади.
А Герадокл, утвердившись на трибуне, протер очки, поправил бороду и начал так, словно и вправду собирался произнести
– Вегетарианец коротышка, или он мясоед – это философский вопрос, – сказал Герадокл, откашлявшись в микрофон. – По-настоящему считать мясоедом можно только того, кто ест мясо в данный момент. Если же коротышка сейчас ест не мясо, а, например, какой-нибудь овощ, или если он вообще ничего не ест, то, строго говоря, нельзя понять – мясоед он или вегетарианец.
– Что за ерунда! – крикнул Пустомеля. – Мы же знаем, ел он мясо раньше или нет, значит мы знаем, кто он!
– Не совсем так! – с улыбкой возразил Герадокл, щуря на солнце глаза.
– Ведь вегетарианцы появились в нашем городе совсем недавно, а до этого все мы ели мясо. По вашей логике, уважаемый Пустомеля, каждый из здесь присутствующих является мясоедом.
– Да нет, – поправился Пустомеля. – Я совсем не то хотел сказать! Я хотел сказать, что вегетарианец – это тот, кто больше не будет есть мясо.
Герадокл выдержал паузу и спросил:
– А как можно в данный момент определить: будет он есть мясо или не будет? Может быть, уважаемая Барвинка через год возьмет – да и съест куриную ногу, а может быть, она сделает это даже сегодня вечером? Никаких доказательств у нас нет!
– Вот что! – закричала разгневанная Барвинка, отнимая у историка микрофон.
Герадокл и не заметил, как она приблизилась к трибуне. Барвинка еще раньше вышла на сцену и дожидалась момента, чтобы изгнать злосчастного профессора. – Пошел отсюда! – прикрыв микрофон, зашипела она на Герадокла и незаметно наступила каблуком на палец его большой ноги. Бедный историк, круглый год носивший сандалии, из которых торчали длинные пальцы его ног, скрючился от боли. Барвинка заняла наконец его место.
– Это всё болтовня одна! – крикнула она в микрофон. – Вегетарианец – не тот, кто ел или не ел, а тот, кто против убийства животных и против мясоедства!
– Правильно! – зааплодировали вегетарианцы.
Барвинка приободрилась. Она не ожидала, что невесть откуда вылезший философ вдруг возьмет да и утянет внимание коротышек в сторону от вегетарианства, заморочив им головы своими глупыми рассуждениями. У нее прямо затряслись руки, и она готова уже была добавить Герадоклу «на орехи» микрофоном по голове. Но все же Барвинка поняла, что ей надо срочно успокоиться – иначе всё пойдет насмарку. Стоит только треснуть его как следует по лысине, как такое начнется…
И малышка усилием воли заставила себя не думать о Герадокле. Взяла себя в руки, выпрямилась, глубоко вздохнула. Откинула со лба волосы…
– Коротышки! – сказала Барвинка, подняв на них свои огромные черные глаза. – Я понимаю, что мясо – вещь очень вкусная…
– Ну так чего ж ты его не ешь?! – раздалось из толпы.
– Сейчас я вам объясню, почему.
Она подошла к краю сцены, где были ступеньки вниз. Вегетарианцы тем временем подвели туда курицу – ту самую, на жизнь которой так неудачно покушался охотник Патрон. Ступеньки оказались ей не нужны – птица вспрыгнула прямо на сцену и подошла к трибуне. Барвинка едва доставала ей до колен. Она видела, что мясоеды уже держат наготове тухлые овощи и помазанные горчицей сосиски, чтобы оказать курице достойный прием. Малышка потянулась к стоявшему у трибуны щиту, которым до нее укрывался Таблеткин. Но курица неожиданно наклонилась и сказала в микрофон:
– Ко-ко!
Это восклицание рассмешило толпу коротышек. Большинство из них ни разу в жизни не видело живой курицы и не слышало, как она кудахчет. А надо сказать, что это была очень красивая курица. Кончики ее коричневых, с белым кружевным узором перьев слегка подрагивали на ветру. Сама она была стройная, держалась прямо и грациозно, высоко подняв пушистый хвост, в котором даже виднелось одно изумрудно-зеленое перо.
– Она совсем не страшная, – сказала голубоглазая малышка по имени Облачко своей соседке, которую звали Тучка.
– Это мы для нее страшные, – ответила Тучка. – Потому что не она нас ест, а мы ее.
– Посмотрите на это существо! – сказала в микрофон Барвинка своим звонким голосом. – Сделало ли оно кому-нибудь из вас что-нибудь плохое? Причинило ли оно вам какой-нибудь вред? Помешало ли чем-нибудь?
И подождав немного, спросила:
– Тогда за что же вы собираетесь его убить?
Но никто ей не ответил. Мясоеды, кажется, решили подождать и не кидать пока свои сосиски. Барвинка глубоко вздохнула. На сцену взошли четыре цыпленка и выстроились в ряд, взяв друг друга под крылья. Барвинка ничего больше не говорила. Она по очереди поднесла микрофон к каждому цыпленку, и каждый сказал: «Ко-ко».
Потом Кнопочка вывела на сцену розового поросенка с закрученным хвостиком. Барвинка поднесла ему микрофон, и поросенок хрюкнул. В толпе вегетарианцев засмеялись, а кто-то из мясоедов крикнул:
«Подумаешь!». Коротышки, у которых были бинокли, разглядывали в них животных. Репортер Болтуня навел на поросенка телеобьектив своего фотоаппарата и сделал снимок. Барвинка сказала:
– Как я уже говорила, я знаю, что мясо – вкусная вещь. Всего три недели назад я его ела так же, как и все вы…
Она запнулась и покраснела. Но никто ее не перебил, и Барвинка продолжала:
– Мне бы только…
Ее звонкий голос, отраженный множеством зданий, разносился по площади.
– Мне бы только хотелось познакомить вас с теми, кто вам это мясо дает. Барвинка погладила стоящего возле нее цыпленка.
– Из этой самой курицы, из этих цыплят и из этого поросенка очень скоро сделают жаркое, отбивные, котлеты, колбасу и прочую еду… которую повар Кастрюля подаст вам в своем ресторане «Патиссон». Или которую вы сами себе приготовите дома. Я вижу, – тут Барвинка повернулась к северной стороне площади, – я вижу, что и сюда многие пришли со своими жаровнями и сковородками. Очевидно, они бояться проголодаться за время митинга. Я их очень хорошо понимаю. Голод не тетка!