Приключения Одиссея (с илл.)
Шрифт:
Старейший из феаков, седобородый Эхеней, ответил царице:
– О божественная Арета, мы все согласны с твоими словами. Пусть царь Алкиной передаст Одиссею Лаэртиду наши подарки.
Алкиной тотчас ответил:
– Все, что вы найдете возможным выделить в дар, я соберу и передам нашему гостю. А народ возместит нам расходы почетными дарами. [61] Ты же, странник, подожди до утра, чтобы мы успели собрать тебе подарки. Лучше тебе задержаться немного, но вернуться в землю отцов с полными руками: тебе, будет больше почета от твоих сограждан. Теперь же окончи свою повесть. Впереди еще долгая ночь; ты успеешь все рассказать.
61
В те времена, о которых говорится в «Одиссее», народ не платил царю постоянной подати, а время от времени подносил ему «почетные дары». Царь и знатные люди стремились переложить на народ свои расходы путем взимания «почетных даров».
– Пусть будет по-твоему, царь Алкиной, – согласился Одиссей и продолжал свой рассказ.
Один за другим гасли выгоревшие светильники, в зале понемногу темнело. Была уже вторая доля ночи, но никто не думал о сне и отдыхе, пока многострадальный скиталец не кончил свою повесть. Тогда только поднялись гости. Они совершили последнее возлияние Гермесу и стали расходиться.
Одиссей подошел к слепому певцу.
– О Демодок, – сказал он, – я возношу благодарность бессмертным за то, что они позволили мне рассказать при тебе о своих странствиях. Ты знаешь все, что произошло под стенами Трои. Теперь же ты будешь знать, какие жестокие испытания послали боги ахейцам на обратном пути из Трои...
– Не жалей о своих испытаниях, царь Одиссей, – возразил слепой певец. – Я знаю много песен о троянской войне. Их распевают повсюду певцы Ахайи и Эллады. Но твои рассказы пробудили мой дремлющий дух; бурной волной сошло на меня вдохновенье. Я пропою новые песни – о твоих странствиях, Одиссей, и певцы будут разглашать их везде, наравне с прославленными песнями об Илионе... И говорю тебе я, слепой Демодок, – пройдет много времени, сменятся бесчисленные поколения, но самые отдаленнейшие из наших потомков будут повторять эту повесть. И твое имя никогда не забудется, как не забудутся имена твоих товарищей и сподвижников, ваш смелый дух, ваше верное сердце, ваша преданность милой отчизне.
Береговой ветер надул четырехугольный парус и вынес корабль феаков из узкой гавани в открытое море. Солнце заходило. Корабль летел, рассекая пурпурные волны.
Одиссей лежал на носовом помосте, на толстом ковре, укрывшись мягкой, косматой мантией. Возле него стоял резной кипарисовый ящик с дарами гостеприимных феаков. Еще очертания Схерии не скрылись в туманной дали, как многострадальный скиталец крепко заснул, и его чудесный сон продолжался все время пути. Он не услышал, как на следующий вечер корабль пристал к берегам желанной Итаки. Не почувствовал Одиссей, как феаки перенесли его на берег со всеми его сокровищами. Мореходы торопились в обратный путь; они не стали дожидаться, пока проснется Одиссей, а добудиться его не могли.
Феаки положили своего гостя на ковер под широковетвистой маслиной, у самого входа в глубокий грот. Этот грот был посвящен Наядам; там дикие пчелы скрывали свой мед в каменных кувшинах; там высились каменные ткацкие станы прекрасных Наяд. Нимфы обитали в глубине грота; они должны были охранять знаменитого итакийца.
Окончились бедствия многострадального героя. Как долго стремилось его сердце к покинутой отчизне! Напрасно старалась удержать его на острове Огигия прекрасная нимфа Калипсо, обещая ему бессмертие; напрасно царь Алкиной предлагал ему богатую жизнь в счастливой Схерии. Его сердце стремилось только к своей суровой отчизне. И вот настал день, когда исполнились его желания.
Возвращение в Итаку
Ранним утром Одиссей проснулся на берегу Итаки. Он не сразу понял, что с ним. Он лежал один, на мягком ковре, под сводом густых ветвей. Все кругом тонуло в молочном, непроглядном тумане, и Одиссей не мог видеть отдаленной вершины горы Нерион, знакомого ему с детства грота Наяд. Только громада утеса неясно виднелась сквозь пелену тумана.
В волнении Одиссей встал и начал озираться вокруг. Все показалось ему чужим: в тумане за утесами не было видно ни песчаного берега, ни блестящей глади воды; черные купы придорожных деревьев выступали из тумана, и казалось, что их тут целая роща. Тяжелая печаль овладела сердцем скитальца. Вероломные феаки покинули его, спящего, на чужом берегу. Родная страна снова была утрачена для него.
По дороге раздались шаги. Перед Одиссеем появился из тумана незнакомый юноша – с виду пастух овечьего стада. Кожаная шапочка покрывала его кудри, он кутался в грубый плащ, а в руке нес легкое копье. Одиссей поспешил навстречу пастуху.
– Друг, – обратился он к юноше, – я встречаю тебя первого здесь, на чужой земле. Умоляю тебя, скажи мне, где я нахожусь? Как называется эта земля – или, может быть, остров? Какой народ здесь обитает?
Пастух ответил с легкой улыбкой:
– Странно, что ты сам не знаешь, куда прибыл. Этот остров хорошо известен всем мореходам. Правда, он горист и суров; поля его невелики, но зато плодородны. Он богат лесом и светлыми источниками. Странник, конечно, и до твоих ушей доходила молва об Итаке?
Одиссей ничем не выдал своей радости. Молча раздумывал он: как бы похитрее расспросить незнакомого юношу.
Внезапно пастух отбросил копье, скинул с себя плащ, и перед Одиссеем предстала могучая Афина Паллада. Сияющие латы покрывали ее грудь; над шлемом простерся золотой дракон. Со смехом богиня воскликнула:
– Что же ты молчишь, Одиссей? Разве ты не узнал Афины Паллады, которая неизменно хранила тебя в напастях и подавала тебе мудрые советы?
Одиссей отвечал:
– Самый разумный смертный не узнает тебя, дочь Зевса: ты являешься в различных видах. Прежде ты бывала ко мне благосклонна. Но в то время, когда я странствовал, беззащитный, по бурному морю, я не заметил, чтобы ты вступила на мой корабль и помогла мне в несчастье. Правда, в плодоносной Схерии – я догадываюсь – ты проводила меня к дому Алкиноя.
– Я всегда охраняла тебя, – отвечала Паллада. – Но мне нельзя было помогать тебе явно: я не хотела заводить ссору с Посейдоном, братом моего отца Зевса. Только здесь, в Итаке, я смогла явиться перед тобой открыто.
Одиссей живо перебил ее:
– Умоляю тебя, скажи мне, правду ли ты говоришь, действительно ли я прибыл в родную землю?
– Чтобы ты поверил мне, – отвечала богиня, – я открою тебе Итаку. Смотри, мы стоим у пристани, посвященной морскому старцу Форку. Ты должен помнить эту широковетвистую маслину возле пристани. Здесь, среди утесов, ты можешь увидеть грот прекрасных Наяд. В былое время ты сам не раз приносил им жертвы. А вот и гора Нерион, покрытая густым лесом.
Афина Паллада протянула руку. Тотчас зашелестела листва маслины, порыв ветра заколебал пелену тумана. Туман разорвался и поплыл. Блеснула полоса воды; за песчаной отмелью открылся обрывистый, высокий берег; над ним зазеленели пастбища и лесистые склоны. Туман поднимался все выше, и вот, закрывая полнеба, перед глазами Одиссея встала знакомая, величественная громада Нериона. В радости герой бросился на колени и стал целовать благодатную землю отчизны.
– Но ты еще не можешь открыто явиться домой, – продолжала Афина. – Я для того и пришла, чтобы предупредить тебя.