Приключения парижанина в Океании
Шрифт:
Тогда-то Фрике и повстречал Сэма Смита, бушрейнджера, потом удрал от полицейских и, наконец, был спасен тем же Сэмом Смитом от разъяренной толпы золотоискателей.
Оставаться на приисках после случившегося было слишком рискованно. Кроме того, его новый товарищ делал отчаянные знаки скорее уйти в лес.
— В самом деле, — рассудил Фрике, — почему бы не пожить несколько дней на природе, чтобы не видеть жителей этого расцветающего города. Ведь можно устроить лагерь неподалеку и время от времени наводить справки о друзьях. Они непременно придут. И Бускарен тоже. Этот господин везде первый и уж конечно не упустит добычи. Наше сокровище для него — все равно что мед для мухи. Черт побери! Вдвойне выгодно находиться в лесу. Золотые прииски будут как на ладони, а меня никто не заметит. Неизвестно только, чем здесь питаться. Ничего, мой белый дикарь что-нибудь придумает.
Фрике и незнакомец быстро пересекли южный склон россыпи и вошли в лес. Не прошло и четверти часа, как незнакомец вскрикнул. Фрике остановился.
На небольшой поляне, окруженной благоухающими кустами цветущих мимоз, гордо возвышалось камедное дерево. Незнакомец обежал его, пощупал ствол и очень довольный прищелкнул языком. Затем знаком попросил нож, висевший у Фрике за поясом, медленно открыл. И хотя движения его были неловки и весь он как-то напрягся, чувствовалось, что когда-то эта работа была для него привычной. Незаметная щель отделяла кору от ствола, и из нее сочилась смола. Всунуть в щель нож, приподнять кусок коры и удалить кору было минутным делом. И тут удивленному взору Фрике открылся тайник.
Там был кастет из твердого дерева, с зелеными камнями, стальной топор, кое-как насаженный на рукоятку, пучок длинных дротиков с костяными наконечниками и два куска дерева, изогнутые наподобие сабель.
Незнакомец по-братски разделил с Фрике это примитивное оружие и засмеялся, показывая пальцем то на дротики и деревянные сабли, то на свой рот и живот.
— A-а! Прекрасно! Мы отправляемся на охоту! Надо поесть!
— Поесть… — повторил незнакомец совершенно бесстрастным тоном, будто не понимая смысла этого слова.
— Черт! Придется ему учиться, точнее переучиваться, — задумчиво произнес парижанин. «Кто же он, этот бедняга? Ребенок, похищенный чернокожими? Или же потерпевший кораблекрушение и за долгие годы забывший родной язык?
Он, без сомнения, европеец. И хотя лицо его цвета пережженной кожи, грудь — белая, только вся в шрамах.
Странная у меня судьба. На Борнео я нашел обезьяну, облагороженную образованием и приобретшую некоторые признаки человека. Теперь передо мной человек, похожий на животное, то ли в силу своего долгого одиночества, то ли из-за постоянного общения с дикарями.
Этот несчастный думает только о своем желудке. Любопытно было бы посмотреть на его схватку с Предком. Что же все-таки он мог стащить у золотоискателей? Поглядел бы на него судья Линч, наверняка пощадил бы».
Незнакомец смотрел на Фрике, погруженного в размышления, и видно было, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Взгляд его стал спокойнее, с губ срывались слова, наверняка позаимствованные у туземцев, а также обрывки французских слов.
Неожиданно в глазах его появилось хищное выражение. Он прислушался. Издалека донесся едва уловимый топот. Незнакомец подтолкнул Фрике к дереву, обеими руками схватил деревянную саблю и приготовился к нападению.
Из зарослей мимозы показалась изящная головка газели, затем на поляну выпрыгнул огромный кенгуру. Присев на задние ноги, он с любопытством рассматривал неподвижно стоявшего человека. Из сумки на животе виднелись две маленькие головки с блестящими, как у белки, бегающими глазами.
Не чуя опасности, малыши сосали стебли растений.
Кенгуру приблизился, Фрике едва слышно вздохнул, завороженный этим зрелищем. Но очарование вмиг исчезло. Животное насторожило уши, сверкнуло глазами и с ворчанием бросилось в кусты.
Опередив кенгуру, незнакомец раскрутил изогнутый кусок дерева, который держал в руках, и со всего размаха швырнул в животное. В тот же момент кенгуру рухнул на землю с перебитыми ногами.
Затем, к глубокому ужасу Фрике, смертоносное оружие, выполнив свое дело, снова набрало силу. Казалось, этот кусок сырого дерева, плохо отполированный обломком обсидиана [259] , вдруг ожил. Упав на землю, он продолжал вращаться, описав параболу, и мягко опустился у ног охотника.
259
Обсидиан, или вулканическое стекло — темноцветная вулканическая порода, глянцево блестящая в изломе, с острыми краями на сколах.
А тот, насладившись удивлением Фрике, поднял свою саблю и произнес одно-единственное слово:
— Бумеранг!
ГЛАВА 6
Южные австралийцы. — Как туземцы варят кенгуру. — Различия в австралийских племенах. — Обед в лесу. — Съедобные корни. — Кайпун, охотник на кенгуру. — Как Фрике употребил свою сиесту [260] .— Правда о бумеранге. — Приключение Блюменбаха, профессора Иенского университета. — Подвиг Кайпуна. — Бесплодные попытки парижанина. — Бумеранг войны и бумеранг охоты. — Сувенир Надару [261] и тому, кто «тяжелее воздуха». — Может быть, бумеранг — обыкновенный пропеллер?
260
Сиеста — полуденный (послеобеденный) отдых; самое жаркое время дня.
261
Надар Феликс (1820–1910) — французский писатель, карикатурист, мастер фотоискусства, известный воздухоплаватель.
Ловкость охотника была встречена протяжным воем, заглушившим крики целой стаи выпей. Неизвестно откуда появились люди в шкурах опоссума. Их было не больше десятка.
Курчавые черные волосы до плеч, узкий низкий лоб с огромными надбровными дугами, черные бегающие, глубоко посаженные глаза, длинные, тощие, почти без бицепсов, руки и худые ноги без икр. Фрике сразу узнал в туземцах южан. Ему приходилось встречать их на улицах Мельбурна.
Они смотрели на парижанина с любопытством, но не враждебно. Однако куда более их интересовал подраненный кенгуру. Старые и малые, мужчины и женщины с особым удовольствием хлопали себя по животу, предвкушая обильную трапезу в духе Пантагрюэля [262] .
262
Пантагрюэль — герой романа Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», шедевра французской литературы эпохи Возрождения. Будучи великаном, Пантагрюэль отличался отменным аппетитом и устраивал обильные пиры.
Фраза, которой, казалось, не будет конца, произнесенная, можно сказать, скороговоркой белым дикарем, как окрестил Фрике своего нового товарища, сделала свое дело — самый старый, а также самый грязный и уродливый туземец стал яростно тереться носом о нос белого дикаря, который принял столь экстравагантную вежливость как нечто само собой разумеющееся.
— Да, да… друзья, — пробормотал Фрике. — Когда-то я уже видел нечто подобное, общаясь с вашими земляками с полуострова Йорк, на севере Квинсленда. Весьма приятные люди, они обожали моего друга, жандарма Барбантона-Табу… Как, вы не знаете Барбантона? Тем хуже для вас. Прекрасный человек… Гордость колониальной жандармерии и радость продавцов табака и спиртного.