Приключения парижанина в Океании
Шрифт:
Туземцы, разумеется, не поняли ни слова из того, что говорил Фрике. Впрочем, они его и не слушали, все их внимание было поглощено издыхавшим кенгуру и предстоящим пиром.
Благодаря рекомендации своего товарища Фрике был принят туземцами как родной, не каждый европеец удостаивается такой чести. Однако из-за кенгуру парижанину совершенно не уделяли внимания.
Мужчины важно уселись, а женщины, их было четыре, приступили к своим обязанностям.
Две из них вырыли глубокую яму длинными палками с закаленными на огне наконечниками, служившими для выкапывания из земли съедобных корней. Третья сбегала к ручью за плоскими камнями, чтобы положить их на дно ямы. Из леса принесли ветки, сухие, с приятным запахом, и тоже положили в яму. Из кремня высекли огонь и разожгли костер.
Пока дети поддерживали огонь, одна из женщин кремневым ножом вспорола живот кенгуру, не сняв шкуры, вытащила кишки, вместо них положила шарики из жира, смешанные с ароматическими травами, а также детенышей кенгуру, забившихся в сумку.
Когда приготовления были закончены, женщина вынула из причудливо расшитой стекляшками сумки, которую несла за спиной, длинную иглу из кости пресноводной трески и волосяную веревку и крепко зашила живот кенгуру. Затем, так и не сняв шкуры, положила его вверх ногами на тлеющие угли, сверху тоже накрыла углями и присоединилась к подружкам, занятым поисками съедобных корней, заменявших хлеб.
Мужчины, с наслаждением растянувшись в тени древовидных папоротников, молча наблюдали за приготовлениями, а Фрике с беспокойством думал о том, что жареное мясо наверняка приобретет привкус паленой шерсти и сгоревших рогов.
Глядя на туземцев, Фрике пришел к выводу, что они в значительной мере отличаются от тех, кого ему прежде доводилось видеть в Австралии.
Его друзья с северо-востока, поклонники Барбантона-Табу, являли собой смешанные типы, а эти, с черной как сажа кожей, казались отлитыми в одной форме [263] .
263
Южные австралийцы имеют обычно выдающиеся челюсти. Их лицевой угол колеблется между семьюдесятью одним и семьюдесятью пятью градусами краниометра Харманда. У них обычно не хватает двух верхних резцов, разбиваемых в период возмужалости. Это калечение и по сей день необъяснимо. (Примеч. авт.)
У первых лицо было светлее, профиль — тоньше, а также заметны некоторые отличительные черты папуасов Новой Гвинеи. Впрочем, это неудивительно при существующих ныне связях между австралийскими коренными жителями и уроженцами большой папуасской земли.
По мнению наиболее опытных исследователей, в автралийцах течет кровь различных племен и народов, чье происхождение невозможно установить.
Доказательством тому служат туземцы Центральной Австралии, с редкими курчавыми волосами и толстыми губами, как у некоторых африканских негров, а также жители северо-запада, чей профиль напоминает арабский тип. В разгар этого поистине увлекательного экскурса в область этнографической науки Фрике стал дремать, но мы простим его. После совершенного подвига его могучий организм нуждался хотя бы в кратковременном отдыхе.
Пока мужчины спали, а женщины и дети купались, мясо изжарилось.
Главная повариха, назовем так женщину, занимавшуюся приготовлением кенгуру, оторвала от ствола большой кусок коры и принесла к костру. Потом, вместе с другой женщиной, вынула из углей тушу, положила на внутреннюю сторону коры, сочащейся древесным соком, рассекла тушу во всю длину и поддержала растягивание стенок живота с помощью поперечной палочки, как это делают мясники.
Тут все мужчины, в том числе и парижанин, проснулись от какого-то удивительного аромата, потягиваясь подошли к столу, примитивному, как у доисторического человека.
Женщины достали из сумок перламутровые ракушки в форме лодочки, а также несколько футов бататов [264] .
Белый дикарь, пользовавшийся у туземцев большим уважением, подал Фрике ракушку и корень, предложил зачерпнуть из передней части кенгуру аппетитно пахнувший розоватый сок.
Парижанин не заставил себя просить. Сок был на редкость вкусным, с ним не шли ни в какое сравнение все концентрированные бульоны. Остальные последовали примеру молодого человека, и вскоре от сока не осталось и капли.
264
Батат — крупный луковичный корень, содержащий в большом количестве мучные элементы, служит австралийским туземцам хлебом, так как очень питателен и помогает им вместе с соком эвкалипта переживать сезон дождей.
Туземцы называли своего друга, белого дикаря, Кайпун, что значит кенгуру. Он не знал себе равных в охоте на это животное, о чем парижанин узнал несколько позднее.
Кайпун разрубил животное топором и, в знак особого уважения к своему спасителю, дал ему мозг, себе взял язык, а остальное разделил между друзьями. Только и слышно было, как работают челюсти.
Мясо запили, лежа на животе, свежей водой из ручья.
Туземцы снова растянулись на земле под деревьями, а Фрике, не привыкший к отдыху в силу своего темперамента, хлопнул по плечу Кайпуна и попросил научить его владеть деревянной саблей, которой тот так ловко убил кенгуру.
— Бумеранг, — произнес парижанин, вспомнив, что именно это слово слышал от Кайпуна.
— Бумеранг, — повторил Кайпун, в восторге от того, что его спаситель не пренебрегает языком туземцев.
Он принес то, что мы условно назвали саблей, и Фрике стал с любопытством рассматривать эту страшную штуку. Выточенный при помощи кремня или обсидиановым топором из куска дерева, твердый, плотный, полированный и слегка гибкий бумеранг был длиной семьдесят пять — девяносто сантиметров. Выдолбленный посередине, он напоминал кривую саблю шириной в пять сантиметров при двухсантиметровой толщине, совершенно плоскую на одном конце и слегка утолщенную — на другом.
Перед тем как метнуть бумеранг, туземцы хватают его обеими руками за утолщенный конец, выпуклой стороной наружу, раскручивают над головой и бросают вперед.
Посланный таким образом, бумеранг летит, рассекая воздух, на довольно большое расстояние, от пятнадцати до пятидесяти метров, падает на землю, снова подпрыгивает, поднимается на несколько футов и с гудением возвращается назад, причем с поразительной точностью, дробя все, что попадается на пути.
Фрике вдруг пришла на память забавная история, вычитанная им в публичной библиотеке Мельбурна, и он не сдержал улыбки. Герой этой истории — известный немецкий натуралист Блюменбах, о котором мы уже упоминали выше.
Пораженный австралийской флорой и фауной, чудаковатый ученый вообразил, что эта страна не что иное, как осколок кометы.
Тот же Блюменбах, услышав о бумеранге, противоречащем всем законам баллистики, просто не поверил в его существование и заявил, что это выдумка. Не мог туземец, тупой и необразованный, не сведущий ни в математике, ни в других науках, изобрести такую удивительную штуку. Свое утверждение Блюменбах сопровождал громогласным смехом, олицетворявшим чванство и педантизм немцев.