Приключения парижанина в Океании
Шрифт:
Туземцы, разумеется, не поняли ни слова из того, что говорил Фрике. Впрочем, они его и не слушали, все их внимание было поглощено издыхавшим кенгуру и предстоящим пиром.
Благодаря рекомендации своего товарища Фрике был принят туземцами как родной, не каждый европеец удостаивается такой чести. Однако из-за кенгуру парижанину совершенно не уделяли внимания.
Мужчины важно уселись, а женщины, их было четыре, приступили к своим обязанностям.
Две из них вырыли глубокую яму длинными палками с закаленными на огне наконечниками, служившими для выкапывания из земли съедобных корней. Третья сбегала к ручью за плоскими камнями, чтобы положить их на дно ямы. Из
Пока дети поддерживали огонь, одна из женщин кремневым ножом вспорола живот кенгуру, не сняв шкуры, вытащила кишки, вместо них положила шарики из жира, смешанные с ароматическими травами, а также детенышей кенгуру, забившихся в сумку.
Когда приготовления были закончены, женщина вынула из причудливо расшитой стекляшками сумки, которую несла за спиной, длинную иглу из кости пресноводной трески и волосяную веревку и крепко зашила живот кенгуру. Затем, так и не сняв шкуры, положила его вверх ногами на тлеющие угли, сверху тоже накрыла углями и присоединилась к подружкам, занятым поисками съедобных корней, заменявших хлеб.
Мужчины, с наслаждением растянувшись в тени древовидных папоротников, молча наблюдали за приготовлениями, а Фрике с беспокойством думал о том, что жареное мясо наверняка приобретет привкус паленой шерсти и сгоревших рогов.
Глядя на туземцев, Фрике пришел к выводу, что они в значительной мере отличаются от тех, кого ему прежде доводилось видеть в Австралии.
Его друзья с северо-востока, поклонники Барбантона-Табу, являли собой смешанные типы, а эти, с черной как сажа кожей, казались отлитыми в одной форме [263] .
263
Южные австралийцы имеют обычно выдающиеся челюсти. Их лицевой угол колеблется между семьюдесятью одним и семьюдесятью пятью градусами краниометра Харманда. У них обычно не хватает двух верхних резцов, разбиваемых в период возмужалости. Это калечение и по сей день необъяснимо. (Примеч. авт.)
У первых лицо было светлее, профиль — тоньше, а также заметны некоторые отличительные черты папуасов Новой Гвинеи. Впрочем, это неудивительно при существующих ныне связях между австралийскими коренными жителями и уроженцами большой папуасской земли.
По мнению наиболее опытных исследователей, в автралийцах течет кровь различных племен и народов, чье происхождение невозможно установить.
Доказательством тому служат туземцы Центральной Австралии, с редкими курчавыми волосами и толстыми губами, как у некоторых африканских негров, а также жители северо-запада, чей профиль напоминает арабский тип. В разгар этого поистине увлекательного экскурса в область этнографической науки Фрике стал дремать, но мы простим его. После совершенного подвига его могучий организм нуждался хотя бы в кратковременном отдыхе.
Пока мужчины спали, а женщины и дети купались, мясо изжарилось.
Главная повариха, назовем так женщину, занимавшуюся приготовлением кенгуру, оторвала от ствола большой кусок коры и принесла к костру. Потом, вместе с другой женщиной, вынула из углей тушу, положила на внутреннюю сторону коры, сочащейся древесным соком, рассекла тушу во всю длину и поддержала растягивание стенок живота с помощью поперечной палочки, как это делают мясники.
Тут все мужчины, в том числе и парижанин, проснулись от какого-то удивительного
Женщины достали из сумок перламутровые ракушки в форме лодочки, а также несколько футов бататов [264] .
Белый дикарь, пользовавшийся у туземцев большим уважением, подал Фрике ракушку и корень, предложил зачерпнуть из передней части кенгуру аппетитно пахнувший розоватый сок.
Парижанин не заставил себя просить. Сок был на редкость вкусным, с ним не шли ни в какое сравнение все концентрированные бульоны. Остальные последовали примеру молодого человека, и вскоре от сока не осталось и капли.
264
Батат — крупный луковичный корень, содержащий в большом количестве мучные элементы, служит австралийским туземцам хлебом, так как очень питателен и помогает им вместе с соком эвкалипта переживать сезон дождей.
Туземцы называли своего друга, белого дикаря, Кайпун, что значит кенгуру. Он не знал себе равных в охоте на это животное, о чем парижанин узнал несколько позднее.
Кайпун разрубил животное топором и, в знак особого уважения к своему спасителю, дал ему мозг, себе взял язык, а остальное разделил между друзьями. Только и слышно было, как работают челюсти.
Мясо запили, лежа на животе, свежей водой из ручья.
Туземцы снова растянулись на земле под деревьями, а Фрике, не привыкший к отдыху в силу своего темперамента, хлопнул по плечу Кайпуна и попросил научить его владеть деревянной саблей, которой тот так ловко убил кенгуру.
— Бумеранг, — произнес парижанин, вспомнив, что именно это слово слышал от Кайпуна.
— Бумеранг, — повторил Кайпун, в восторге от того, что его спаситель не пренебрегает языком туземцев.
Он принес то, что мы условно назвали саблей, и Фрике стал с любопытством рассматривать эту страшную штуку. Выточенный при помощи кремня или обсидиановым топором из куска дерева, твердый, плотный, полированный и слегка гибкий бумеранг был длиной семьдесят пять — девяносто сантиметров. Выдолбленный посередине, он напоминал кривую саблю шириной в пять сантиметров при двухсантиметровой толщине, совершенно плоскую на одном конце и слегка утолщенную — на другом.
Перед тем как метнуть бумеранг, туземцы хватают его обеими руками за утолщенный конец, выпуклой стороной наружу, раскручивают над головой и бросают вперед.
Посланный таким образом, бумеранг летит, рассекая воздух, на довольно большое расстояние, от пятнадцати до пятидесяти метров, падает на землю, снова подпрыгивает, поднимается на несколько футов и с гудением возвращается назад, причем с поразительной точностью, дробя все, что попадается на пути.
Фрике вдруг пришла на память забавная история, вычитанная им в публичной библиотеке Мельбурна, и он не сдержал улыбки. Герой этой истории — известный немецкий натуралист Блюменбах, о котором мы уже упоминали выше.
Пораженный австралийской флорой и фауной, чудаковатый ученый вообразил, что эта страна не что иное, как осколок кометы.
Тот же Блюменбах, услышав о бумеранге, противоречащем всем законам баллистики, просто не поверил в его существование и заявил, что это выдумка. Не мог туземец, тупой и необразованный, не сведущий ни в математике, ни в других науках, изобрести такую удивительную штуку. Свое утверждение Блюменбах сопровождал громогласным смехом, олицетворявшим чванство и педантизм немцев.