Приключения послушного Владика
Шрифт:
Перстень на безымянном пальце с продолговатым, граненым рубином сверкнул красным лучиком, и Таня, остро жалевшая отца, вдруг вспомнила о письме. На том конверте нарисован тоже какой-то драгоценный камень.
— Мама, тебе письмо в ящике лежало. Я забыла…
Взяв письмо и взглянув на обратный адрес, Зинаида Аркадьевна болезненно улыбнулась:
— От Нины. — И вздохнула: — Прямо и читать страшно… — Не распечатывая, она положила письмо рядом и принялась за еду. — Виктор, помнишь, в ноябре прошлого года Ивану снова операцию делали. Это ведь третья операция. Совсем
— Досталось бедняге, — в свою очередь вздохнул Виктор Викторович. — Могучий мужик был… Ну, почитай, что там?..
Дядю Ваню Владик помнил смутно. Густые усы помнил, улыбку и белые зубы. И как подкидывал его высоко, к самому потолку. Владик тогда не боялся. А мама боялась, кричала дяде Ване: «Перестань, дуралей! Ребенка сломаешь!»
И вот четыре года тому назад дядя Ваня попал в аварию. С тех пор лежит. Мама сказала: «Конец». Это что, умер?.. Но нет, по маминому лицу не похоже. Вот даже улыбнулась.
— Ну? — спросил Виктор Викторович.
— Растет наша Нинка! — складывая письмо, с преувеличенной радостью сказала Зинаида Аркадьевна. — Старшим контрольным мастером цеха назначили.
— А Иван-то как?
— Да ничего, по-прежнему. Лежит… Это что же, старший контрольный мастер цеха — инженерная должность?
— По всей вероятности…
— Поглядим, поглядим, какая она стала инженерша. В командировку сюда посылают ее, на завод… Смотри-ка, вся в работу, значит, ушла. Хотя оно и понятно: личной-то жизни нет. За детьми мать приглядит. Да и заработать надо. Все самой. От Ивана какой прок — одна пенсия. А так… полный инвалид. Только и осталось, что название — человек. Четыре года лежит. Даже представить не могу…
— Зиночка, — напомнил Виктор Викторович, — мы закончили?
— Обождите! Клубника же в холодильнике. Совсем память отшибло с этим письмом.
Когда клубника, крупная и спелая, от одного взгляда на которую хотелось улыбнуться, была разложена по тарелкам, Зинаида Аркадьевна подобрала полы шелкового халата — зеленые цветы на коричневом фоне — и уселась к столу на свое обычное хозяйское место. Проговорила задумчиво:
— Прямо как-то даже совестно перед Ниной. Не сложилась у нее жизнь. И собой видная, не глупа, годы еще не большие — на пять лет моложе меня, а видишь, какое несчастье. Нет жизни. Боюсь: приедет она — только расстроится. Разве старый дом их с нашей квартирой сравнить? И мебель, наверно, все та же, допотопная… Виктор, подкладывай еще клубники. Сегодня весь базар красный от нее. Подешевела. Сметану бери, — Зинаида Аркадьевна пододвинула мужу голубой сервизный молочник, наполненный сметаной. — Вкусно, дети?
— Очень! — сказал Владик и отправил в рот большущую, как грецкий орех, ягоду.
Мать погладила его по голове.
— Ешь, ешь, сынок. — И посмотрела на мужа, разгладила пальцами морщинку на его рубашке. — Все у нас хорошо, Витя. Все как надо. Только бы Танюша в институт поступила. Ты все-таки расспроси о приемной комиссии.
Капитан
Такой
Он долго стоял на лестничной площадке второго этажа перед дверью с цифрой «6» на эмалевом ромбике. Была секунда — он уже протянул руку, ощупал пальцем выпуклость кнопки звонка, а нажать ее так и не решился. В последний миг подумал: а что сказать, если откроет Васята? Вдруг он все-таки дома? Правда, до того, как войти в подъезд, Владик минут пятнадцать сидел в беседке — наблюдал за окнами их квартиры. Несколько раз мелькнуло лицо его матери. А Васята не показывался. Но, может, у телевизора сидит?
«Надо еще посмотреть», — малодушно решил Владик и спустился во двор. Но только он занял место в беседке, как подбежала Оля с бантом.
— А Ленька-дурак крепость сломал. Сделаешь мне еще?
— Сделаю, — пообещал Владик.
— Когда сделаешь?
— Потом, потом. Цепи достану и сделаю…
«Цепи, — подумал Владик. — Это же как раз то, что надо! Правильно! Скажу: нет ли у тебя цепи?»
И Владик снова пошел к подъезду.
Он так настроил себя на встречу и разговор с Васятой, что удивился, когда в открывшейся двери увидел его мать.
— Тебе чего? — спросила она. — Васи дома нет.
Он чуть было не сделал шаг назад. Вовремя опомнился.
— Я за нашим биноклем пришел. С ремешком он. Полевой бинокль. Мне папа велел, — для большей убедительности сочинил Владик.
— Ты Прохорова сын? Отец твой в суде работает?
— Да. Я Васе дал на три дня. Он вернуть обещал…
— Цел бинокль. Видела. Сейчас отдам…
«А я-то, глупый, боялся!» — сбежав с лестницы и крепко прижимая бинокль к боку, радостно подумал Владик.
Дома он окончательно почувствовал себя в безопасности. Повесив бинокль на грудь и расхаживая по комнате, он, словно капитан на корабле, то с левого борта оглядывал даль, то, приставив окуляры к глазам, смотрел прямо по курсу корабля. И хотя из одного окна был виден угол пятиэтажного дома и двор с зелеными деревьями, а из другого — глинистый котлован со штабелями бетонных свай, но голубое небо над всем этим представлялось Владику неоглядным океанским простором.
— Право руля! Полный вперед! — подал капитан команду.
Однако, когда в следующую минуту в окулярах бинокля показался поблескивающий на солнце и быстро движущийся предмет, то Владик почему-то не посчитал его ни перископом подводной лодки, ни хищной акулой, плывущей рядом с бортом корабля. Поблескивающий предмет, многократно приближенный линзами, не оставлял сомнения: во дворе появился Васята. Вот он миновал беседку, затормозил и соскочил с седла. Черный кот на его спине сморщился.
Кот насмешил Владика. «Опоздал, усатый! Ой, как здорово, что я успел к Васькиной матери сходить! Еще бы полчаса и…» У Владика даже холодок по спине пробежал. В самом деле, может, завтра было бы уже поздно. Отнес бы Васята бинокль тем ребятам в Каменный Лог, и все — увели бы, как сказал Чиж. Хлопал бы потом ушами.