Приключения Робинзона Крузо
Шрифт:
Он успокоил нас, говоря, что тот путь, каким мы отправимся, в этом отношении совсем неопасен, и мы охотно согласились следовать за ним, равно как и другие двенадцать путешественников со своими слугами, как я уже сказал, ранее пытавшихся перебраться через горы и принужденных вернуться обратно.
И вот мы все 15-го ноября выехали из Пампелуны. Я был поражен, когда, вместо того, чтобы двинуться дальше к горам, проводник повернул назад и пошел по той самой дороге, по которой мы приехали из Мадрида; так мы следовали миль двадцать, переправились через две репей и очутились в ровной местности, приятной для взора, где было снова тепло и снега нигде не было видно. Но затем, неожиданно свернув налево, проводник повел нас к горам другой дорогой, и, хотя горы и пропасти казались очень страшны, проводник наш делал столько кругов, столько обходов, вел нас
Весь этот день и всю ночь шел снег, такой сильный, что ехать было нельзя; нас это несколько смутило, но проводник успокоил нас, говоря, что скоро мы будем вне полосы снегов. Действительно, мы с каждым днем спускались все ниже и подвигались все дальше на север, вполне доверяясь нашему проводнику.
Часа за два до наступления ночи, в то время, как проводник наш был далеко впереди я едва виден нам, из соседней лощины, прилегавшей к густому лесу, выскочили три волка я вслед за ними медведь. Два волка кинулись на проводника и, будь он в полумиле от нас, они растерзали бы его раньше, чем мы бы успели подоспеть к нему на помощь. Один набросился на его лошадь, другой напал на него самого с такой яростью, что бедный малый не имел ни времени, ни присутствия духа вытащить пистолет и только отчаянно призывал нас на помощь. Рядом со мной ехал мой Пятница; я велел ему скакать вперед и узнать, в чем дело. Увидев, что творилось с нашим проводником, Пятница стал кричать еще громче того: «Господин! Господин!» Он был парень смелый, погнал свою лошадь прямо к месту схватки, выхватил пистолет и прострелил голову волку.
Счастье для бедняка, что к нему подскакал именно Пятница; он у себя на родине привык видеть волков и не боялся их, поэтому он подъехал вплотную к волку и застрелил его, как было описано выше; всякий другой из нас выстрелил бы издали и рисковал бы промахнуться или подстрелить самого проводника.
Это могло бы напугать и более смелого человека, чем я, и действительно, весь наш отряд всполошился, когда, вслед за выстрелом, до нас с двух сторон донесся волчий вой, повторяемый горным эхом, так что, казалось, волков было множество; да может и в самом деле их было не так уж мало, чтобы нам совершенно нечего было бояться.
Как бы там ни было, когда Пятница убил волка, другой волк, насевший на лошадь, тотчас же выпустил ее и убежал; к счастью, он вцепился ей в голову так, что ему попались под зубы бляхи уздечки и он не мог причинить ей особенного вреда. Зато человеку пришлось хуже, чем лошади: разъяренный зверь укусил его дважды, один раз в руку и другой — повыше колена, и наш проводник готов был уже свалиться с лошади, когда подоспел Пятница и застрелил волка.
Понятное дело, услыхав выстрел, мы все прибавили шагу и поскакали так быстро, как только позволяла дорога, — в этом месте спуск был очень крутой, — чтобы поскорее узнать, что случилось. Как только мы выехали из за деревьев, ранее заслонявших нам вид, мы сразу поняли, в чем дело, и видели, как Пятница выручил нашего бедного проводника, хотя и не могли разглядеть, что за животное он убил.
Невозможно себе представить более необычайного и захватывающего зрелища, чем последовавшая затем схватка Пятницы с медведем. Бой между ними распотешил нас всех, хотя сначала мы и удивились и испугались за моего верного слугу. Медведь — тяжелое неуклюжее создание, неспособное мчаться, как волк, проворный и легкий на бегу; зато у него есть своя два специальных качества, которые обыкновенно и управляют его действиями. Во первых, вообще он не нападает на человека, говорю: вообще, потому что нельзя сказать, до чего может довести его голод, как это было в данном случае, когда вся земля была покрыта снегом, — на человека, повторяю, он не нападает, если только человек сам не нападет на него; если вы встретитесь с медведем в лесу и не затронете его, и он не тронет вас, но при этом вы должны быть очень вежливы с ним и уступать ему дорогу, так как он большой барин и не уступит дороги и королю. А если вы испугались, вам самое лучшее не останавливаться
Итак, Пятница выручил из беды нашего проводника и в ту минуту, как мы подъехали к ним, помогал ему сойти с лошади, так как бедняк совсем ослабел от испуга и ран — он еще больше напугался, чем пострадал. Вдруг мы увидели выходящего из лесу медведя; это был зверь чудовищной величины; такого огромного я еще никогда не видал. Мы все были поражены его появлением, но на лице Пятницы при виде медведя выразились и радость и отвага. «О! о! о!» вскричал он трижды, указывая на зверя: «О, господин, позволь мне с ним поздороваться; мой тебя будет хорошо смеять!»
Я удивился, не понимая, чему он так радуется. «Глупый ты! Ведь он съест тебя!» — «Ести меня! ести меня! Мой его ести: мой вас будет хорошо смеять! Вы все стойте здесь; мой вам покажет смешно». Он сел на землю, мигом стащил с себя сапоги, надел туфли (плоские башмаки, какие носят индейцы), лежавшие у него в кармане, отдал свою лошадь другому слуге и, наготовив ружье, помчался как ветер.
Медведь шел не спеша и никого не трогал; но Пятница, подбежав к нему совсем близко, окликнул его, как будто медведь мог его понять: «Слушай! слушай! Мой говорит тебе!» Мы следовали за ним поодаль. В это время мы спускались по гасконскому склону и вступили в большой лес, где местность была ровная, а деревьев хотя и много, но они были разбросаны, так что видно было далеко вперед.
Пятница, как мы уже говорили, следовал за медведем по пятам и скоро поровнялся с ним, а поровнявшись, поднял с земли большой камень и запустил им в медведя. Камень угодил зверю в голову; положим, он причинил ему не больше вреда, чем если бы ударился об стену, но все же Пятница добился своего — плут ведь нисколько не боялся и сделал это только для того, чтобы медведь погнался за ним и чтобы показать нам смешное, как он выражался.
Лишь только медведь почувствовал прикосновение камня и увидал врага, как он повернулся и пустился вслед за Пятницей в развалку, но такими огромными шагами, что и лошади пришлось бы удирать от него в галоп. Пятница мчался как ветер и прямо на нас, как будто ища у нас защиты, и мы решили все разом стрелять в медведя, чтоб выручить моего слугу, хотя я искренно рассердился на него, зачем он погнал на нас медведя, когда тот шел себе по своим делам совсем в другую сторону и не обращая на нас внимания; в особенности я рассердился на то, что он медведя то погнал на нас, а сам стал удирать, и кричу ему: «Ах ты, собака! Вот так насмешил! Беги скорее вскакивай на лошадь и дай нам застрелить зверя». Он услышал и кричит мне в ответ:
«Нет стрелять! нет стрелять; стоять тихо, будет очень смешно!» — и бежал дальше, вдвое скорее медведя. Потом вдруг увидал подходящее дерево, кивнул нам подъехать ближе, припустил еще быстрее и мигом вскарабкался на дерево, положил ружье на землю, шагах в шести от ствола.
Медведь скоро добежал до дерева и первым делом остановился возле ружья, понюхал его, до не тронул и полез на дерево, как кошка, несмотря на свою чудовищную величину. Я был поражен безрассудным, как мне казалось, поведением моего слуги и при воем желании не мог найти здесь ничего смешного, пока мы, видя, что медведь влез на дерево, не подъехали ближе.
Подъехав к дереву, мы увидели, что Пятница забрался на тонкий конец большого сука, а медведь дошел до половины сука, до того места, где сук становился тоньше и гибче. «Га!» — крикнул нам Пятница, «теперь вы увидите: мой будет учить медведя танцевать». И он начал подпрыгивать и раскачивать сук; медведь зашатался, но не трогался с места и только оглядывался как бы ему вернуться назад по добру, по здорову; при этом зрелище мы действительно смеялись от души. Но Пятнице было мало этого; увидев, что медведь стоит смирно, он стал звать его, как будто медведь понимал по английски: «Что же ты не идешь дальше? Пожалуйста, иди дальше», и перестал трясти и качать ветку. Медведь словно понял, что ему было сказано, пошел дальше; тут Пятница снова запрыгал, и медведь снова остановился.