Приключения Шерлока Холмса и Дракулы в России: судьбы русских переводов зарубежных бестселлеров
Шрифт:
Конечно, от выбора перевода зависит и то, какими вы увидите героев рассказа. Вот, например, танцовщица Трипетта, пленница короля. Эта милая, добрая подруга шута-карлика в некоторых переводах выглядит так:
– такая же крохотная, как и он (но с прекрасной фигуркой и замечательная танцовщица) («Последняя шутка», Викторов)
– ростом не многим больше его, но замечательно пропорционально сложенная и прекрасная танцорка («Скакун-Лягушка», аноним)
А в других – совсем иначе:
– почти такая же карлица, как он (хотя необыкновенно правильно сложенная и преискусная танцовщица) («Гоп-Фрог», Бальмонт)
– тоже карлица, лишь немногим по величине его превосходящая (хотя изящно сложенная и чудесная танцовщица) («Прыг-Скок», Рогов)
– немного менее уродливая карлица, чем он («Гоп-Фрог», аноним)
Как же так? В оригинале девушка – very little less dwarfish, то есть дословно чуть менее карликовая, чем герой. По-русски так сказать нельзя, и переводчики, подбирая слова, создают в тексте тот образ, который они представили, – от красавицы до чудовища.
Король бьет танцовщицу, выплескивает ей в лицо вино. Шут ничем не выдает своей ярости, он говорит:
– Когда ваше величество ударили девушку.., мне вспомнилась одна чудесная забава. («Лягушонок», Энгельгардт)
У некоторых переводчиков в этой фразе сквозит жалость к героине:
– Когда ваше величество ударили малютку… («Гоп-Фрог», аноним)
У других, наоборот, карлик говорит льстиво:
– Когда ваше величество изволили ударить девчонку… («Прыг-Скок», Рогов)
Все эти вариации сочинили переводчики, в оригинале было просто struck the girl.
Эмоции переводчиков иногда «прорываются» в текст. В одном из переводов вместо слова шуты, или дураки, появляется совсем другое – несчастные. В другом – зал, где карлик вершит свою месть, не просто очень высокий, а страшно высокий.
Как тут не вспомнить известную шутку про улыбку Боромира! 3
Ко многим из рассказов Эдгар По подобрал эпиграфы на итальянском, французском, латинском языках. Часто такой эпиграф – дополнительный ключ к рассказу, к авторскому замыслу. Но при переводе он порой меняется до неузнаваемости.
3
В интернете любят обсуждать варианты перевода фразы из книги Дж. Р. Р. Толкина: «И Боромир, превозмогая смерть, улыбнулся» – версия В. Муравьева, А. Кистяковского. «Тень улыбки промелькнула на бледном, без кровинки, лице Боромира» – вариант Н. Григорьевой, В. Грушецкого. «Уста Боромира тронула слабая улыбка» – перевод М. Каменкович, В. Каррика. «Boromir smiled» – оригинал.
Приведем один пример, и грустный, и забавный. У Эдгара По есть прекрасный рассказ «Овальный портрет» (в ранней редакции у него было название «В смерти – жизнь»). История о картине, которая может забрать у человека красоту, встречалась в литературе и раньше, но у По она получилась особенно яркой. Портрет трагически погибшей девушки, который герой находит в замке, кажется живым. И именно эту идею поддерживает эпиграф к тексту. Автор записывает его на итальянском языке, а потом дает маленькое пояснение в скобках:
Motto. Egli e vivo e parlerebbe se non osservasse la regola del silenzio. (Inscription beneath an Italian picture of St. Bruno).
Некоторые русские переводчики (например, К.Бальмонт и М.Энгельгардт), помещали в эпиграф итальянский текст, а потом давали перевод:
Он жив, и он заговорил бы, если бы не соблюдал обет молчания.
Надпись под одним итальянским портретом св. Бруно.
Зачем понадобился этот эпиграф? Просто потому, что он тоже о портрете? Обратим внимание, что в нем есть слово vivo (живой) – намек для читателя, выделенный автором. Если вы посмотрите на изображения святого Бруно, то увидите, что они и правда необычны – монах прикладывает палец к губам, словно приглашая прислушаться к тишине. Святой Бруно основал картезианский монашеский орден и проповедовал аскетизм, созерцание и безмолвие. Эти изображения очень выразительны.
А вот во что превратился этот эпиграф в одной из русских версий 1912 года. Итальянского текста здесь уже нет, сразу следует «перевод»:
Он весел и разговорчив, если не хранит суровости молчания.
Надпись под итальянским портретом С. Бруни.
Кто был этот веселый и разговорчивый товарищ С. Бруни и какое отношение он имеет к истории о «живом» портрете, осталось неизвестным.
Кстати, эпиграф сохранился далеко не во всех русских версиях рассказа. Сам Эдгар По создал две редакции текста (более поздняя была опубликована с названием «Овальный портрет», без эпиграфа и с некоторыми цензурными сокращениями, философский финал сменился драматическим). Русские переводчики загадочным образом смешивали редакции, например, брали ранний текст и позднее популярное название. Единственный перевод первой редакции авторского текста с исходным заглавием «В смерти – жизнь» предложила все та же Нора Галь. Вторая редакция есть в современном переводе Абеля Старцева. Очень интересны стилистические решения в варианте Андрея Танасейчука (он еще и автор книги «Эдгар По. Сумрачный гений» в серии ЖЗЛ).
Есть у Эдгара По и настоящий хоррор, рассказ «Береника» – о человеке, влюбленном… в зубы своей кузины. Совершенно жуткое прочтение в конце рассказа получает эпиграф:
Мне говорили собратья, что, если я навещу могилу подруги, горе мое исцелится. (лат) – Ибн-Зайат 4 . (Перевод В.А.Неделина)
Не буду рассказывать о том, что же именно произошло, но некоторые переводчики испугались так, что их тексты стали страшнее оригинала. Например, там, где у Эдгара По описывались локоны героини, когда-то красивые, а теперь выцветшие от болезни, в переводе появились виски, перерезанные множеством жилок, принявших желтоватую окраску.
4
У Эдгара По эпиграф записан на латыни: Dicebant mihi sodales, si sepulchrum amicae visitarem, curas meas aliquantulum forelevatas. – Ebn Zaiat.