Приключения Уэнсдей в России

Художник Диана Бигаева

–

Карина закуталась в плед и стала похожа на гигантскую куколку, которая уже должна была стать бабочкой, но окружающий мир заставил одуматься и остановиться. В мансарде их точно не будут искать, но от этого здесь не становилось ни уютно, ни тепло.

– Это как? Какая еще область? – Кто-то мог бы решить, что собеседница Карины замерзла вусмерть, если бы синеватый оттенок кожи не был для Уэнсдей естественным. – Области, это что?

– Ну… У них так говорят. Есть города, а между ними области. Там мало кто выживает. Поехал туда – всё.

Уэнсдей мечтательно зажмурилась:

– Значит, там мало людей.

– Там очень холодно.

– Как здесь?

– Можно замерзнуть.

– Совсем?

– Будешь сосулькой. Ну такой. С ногами.

Уэнсдей попыталась себе представить:

– И руками.

– Точно.

– Так. Карина, теперь о главном. Что делать, чтобы гарантированно стать худшей?

Станция как станция. В январе в России таких много. Еле угадываемые под снегом. Но даже на самой маленькой станции – блестящие рельсы. Стоит только смести снег – блестят. Но не здесь.

Над этими рельсами ржавчина работала не один год. Никто ей не мешал. Ни один поезд не приближался к станции Мга уже очень давно.

Антон Каверин любил тут выгуливать Крошку. Вокруг никого. Некому пугаться здоровущего алабая. Крошкой тот был недолго и три года назад.

Пес резко встал, видно, что-то услышал. Антон остановился не сразу, затормозив с помощью натянувшегося поводка. Алабай не отреагировал. Каверин в свои уже почти шестнадцать недотягивал по весу, чтобы как-то действовать на Крошку. Смысл поводка точно не заключался в том, чтобы хозяин мог удержать свою собаку. Вероятно, настоящая цель была в том, чтобы Марк не оказался слишком далеко от Крошки.

Вот как сейчас.

Теперь уже и Антон слышал. Что-то приближалось к станции. Было бы логично подумать, что это поезд. Что-то такое и угадывалось на горизонте – стучащее, хрипящее, посвистывающее и дымящее. Только Антон Каверин точно знал, что в километре отсюда, там, где когда-то был мост через речку Эбэ, рельсы обрываются. С той стороны мог приехать только поезд, умеющий летать.

Черный паровоз. Единственный грязно-зеленый вагон. Казалось, если поезд не остановится прямо сейчас, то еще метров пять – и он просто развалится.

До платформы он и не дотянул. Колеса в последний раз провернулись и будто приморозились

Крошка ждал. По какому-то особому собачьему наитию он застыл как раз в том месте, где оказалась дверца остановившегося вагона. И она попыталась открыться. Дверцы делаются специально для того, чтобы открываться и закрываться. Но какое-то ограниченное количество раз. У этой разы закончились. Крошка еле успел отпрыгнуть – сверху падало дверное полотно.

Антон тоже отпрыгнул. Ну как – поводок дернулся, и он следом. Оставаться на ногах и одновременно не отпускать поводок требовало немалых усилий. Особенно притом, что большая часть массы Антона осела не в мышцах и не в костях. Алабая Антону Каверину купили в свое время с явной надеждой на то, что ежедневные прогулки с собакой как-то повлияют на пропорцию «мясо/кости/жир». В сторону уменьшения последнего. Пока не повлияли.

– Господа, вы нас встречаете? У вас тут мило.

Говорили сверху. Из вагона. Тоненькая брюнетка в платье с синим отливом, похожем на школьную форму, изучала станцию. Крошку. Антона.

– Это же Мга?

– Она, – сказал Антон, и гавкнул Крошка. – Здрасте, – добавил человек. – К нам особо никто не приезжает. На поезде.

– Да, было нелегко, но мы справились. Где у вас тут снег, чтобы мерзнуть?

Антон никогда не чувствовал себя глупым. Но вот сейчас…

– Практически везде… – Где-то в горле застрял знак вопроса.

Уэнсдей – а это, конечно же, была она – легко соскользнула, приземлившись чуть слева от бывшей дверцы вагона. Посадка прошла идеально. Только что она коснулась поверхности, и вот уже на этой поверхности нет ничего. И никого.

Крошка кинулся на помощь первым. Антона привычно поволокло следом. Скорее всего, если бы первым рванул Антон, он бы просто бежал на месте.

Кожа Уэнсдей стала немного синее обычного своего оттенка, а на лице появилось то, что видели только члены семьи. Дни, когда это случалось, бережно заносились в анналы истории Аддамсов. Уэнсдей улыбалась.

На этот раз уже Антон смотрел на Уэнсдей сверху вниз. Уэнсдей Аддамс провалилась в снег с головой и даже не пыталась выбраться на поверхность.

– Я не чувствую рук. И ног. И губ…

Кажется, Уэнсдей нравилось не только мерзнуть. Она наслаждалась попытками Антона вытащить ее на поверхность.

Появление Карины О’Келли и Марка Мрака осталось незамеченным. Они выбрались из вагона осторожно и смогли выгрузить чемоданы и себя на твердое.

Марк спускался осторожно. Последняя ступенька все еще была достаточно высоко, чтобы Марк Мрак боялся. Хотя он боялся всего. Боялся экзаменов. Боялся любых оценок и не вызывался отвечать, даже если знал ответ. Из школы не выгоняли никого, но в тройку худших он попал. Сейчас Марк Мрак, или, как его называли в классе, М2, спиной вперед сползал вниз. Прыгать не пришлось. М2 даже попытался помочь спуститься Карине. Ну как пытался – смотрел в то место, где она была до того, как он начал свой путь вниз. У Карины был свой способ перемещаться. Облачко тумана сгустилось, чтобы превратиться в Карину сразу внизу. Это у ее семьи врожденное. К сожалению, не только это.