Приключения в русской Пасифике

Глава 1. На свободу!

Поезд уже тронулся, а подполковник Малинин, следуя за вагоном по низкому перрону и постепенно ускоряя шаг, все еще умолял меня, стоящего в тамбуре перед открытой дверью, остаться. Черт возьми, какая честь для молодого лейтенанта, что провожать его пришел сам командир полка! Накануне он почти не оставлял меня, убеждая продолжить службу в армии, сулил поступление в академию не позже, чем через два года, и блестящую карьеру. Я понимал его, потому что в полку было много молодых лейтенантов, но большинство мечтало о том, как бы свалить со службы. Увы, сделать это раньше срока было очень сложно. Оказавшись в маленьком гарнизонном поселке без надежды на перемены или перевод в другое место, они часто начинали пить и пропускать службу, за что их не увольняли, а только наказывали. Моя ситуация была совершенно другой – по окончании института с военной кафедрой, став одновременно инженером-химиком и лейтенантом-артиллеристом, я добровольно решил отслужить положенный срок, чтобы дальше быть свободным. Оказавшись в мотострелковом

полку, который располагался на окраине поселка на самом юге Приморского края, я не расстроился. Меня окружала уникальная природа, а служить было интересно. Может потому, что в моем роду было много военных, а может, просто привлекал новый опыт. Зарплата была хорошая, обмундирование казенное, плюс раз в месяц продуктовый паек, на который можно было прожить не то что одному человеку, а целой семье. В поселке был дом офицеров, и молодые бабы тоже были, так что можно было не скучать. Относительная кратковременность пребывания в армии давала мне определенную независимость по отношению к вышестоящим командирам, которые иногда зарывались, забывая о том, что перед ними не подневольный молодой офицер.

Начав совсем неопытным командиром минометного взвода, немного опекаемый офицерами постарше, через год я неожиданно был назначен командиром батарея из шести гаубиц в связи с созданием в полку артиллерийского дивизиона. Не знаю, не спрашивал, за какие заслуги. Может, потому что, выехав на учения, остановил машины возле горящего грузовика, полного ящиков с танковыми снарядами, и со своими солдатами разгрузил его. Возможно, потому что мой взвод хорошо отстрелялся на учениях по прорыву дивизией на узком участке фронта, когда я не спал трое суток, зная, что за этими учениями наблюдает сам министр обороны. А может, потому что не побоялся вступить в конфликт с заместителем командира полка, маленьким лысым энергичным майором по кличке Фигаро, неразумный приказ которого я нарушил, но первым подал рапорт командиру полка на его грубость и заставил извиниться. Но скорее всего, просто никого другого не нашлось – не хватало кадровых офицеров. Назначенный из другой части командир вновь созданного дивизиона, высокий, породистый, с благородной сединой майор лет сорока, принял меня за кадрового офицера. Значит, я вписался в армейскую среду.

Малинин называл себя ярославским хохлом, но всей его хитрости не хватало, чтобы убедить меня. Во-первых, в армии и поселке меня ничего не держало – я даже внес деньги за «потерянный», а точнее оставленный себе казенный бинокль – настолько я к нему привык. Обе бывшие подруги были пристроены. Одна, с такими налитыми формами, что казалось, коснись и соком брызнет, собиралась выйти замуж за влюбленного солдатика из медсанбата, где она работала медсестрой – когда мы проводили последнюю ночь, то слышали как он, видимо, удрав из казармы, настойчиво ходил под ее окнами и даже стучал. На прощание одарила комплиментом, что после меня больше не сможет жить без мужчины. Вторая, самая любимая с первого взгляда на ее идеальные ноги, на замужество со мной давно не рассчитывала и жила с немолодым капитаном из нашего полка, который вскоре заменялся в Одесский округ и забирал ее с собой. Я это точно знал, потому что навещал ее ночью, когда капитан дежурил в части. Во-вторых, Малинин не знал, что во время отпуска после первого года службы я побывал в конторе во Владивостоке и забил для себя место гидрохимика на научно-поисковом рыболовном флоте. Я мечтал о море и хотел собственными глазами увидеть, как вдали появляются берега Америки. Когда я еще только ехал к месту службы, поезд остановился, не доехав всего час из-за какой-то неисправности на путях. Было начало октября, стояла солнечная, теплая и безветренная погода, какая бывает в других местах России только во время бабьего лета, а на юге Приморья часто стоит весь октябрь. Пассажиры выходили и прогуливались возле вагонов. С одной стороны от железной дороги ярко желтели сопки, а с другой голубел Амурский залив, за которым слабо виднелся Владивосток. Вдали по заливу медленно шло какое-то суденышко, на котором мне вдруг нестерпимо захотелось оказаться.

Однако мечта о море появилась гораздо раньше. Когда мне было три с половиной года, отец сделал для меня деревянный кораблик, похожий на прогулочный катер, и покрасил его в белый цвет. Несколько раз мы ходили на Волгу, и я водил его по воде за веревочку. Однажды перед возвращением домой отец решил просушить кораблик и стал крутить его за эту веревочку над головой. Веревочка вдруг оборвалась, кораблик улетел далеко в реку и медленно поплыл вниз по течению. Видя, что отец не собирается лезть за ним в воду, я спросил «А куда он плывет?» Отец ответил, что в Каспийское море, и я почему-то понял, что море – это что-то очень большое, гораздо больше, чем Волга и уже ни о чем не спрашивал, а лишь сожалел о потерянном кораблике. Забавно, но мне до сих пор жаль той потери. Потом я сам строил и пускал кораблики, рассматривал разные суда в книжках и интернете и читал о них и морских путешествиях. В первый раз я увидел море из окна поезда где-то под Ростовом. Оно было огромное, бескрайнее и, как мне показалось, стояло стеной. Это было Азовское море – одно из самых маленьких и мелких в мире.

Оказавшись во Владивостоке, я без проблем устроился работать гидрохимиком и бесплатно жить прямо на «Нерке», траулере, на который меня определили в первый рейс. Флот нашей конторы базировался в бухте Золотой Рог. Он состоял из несколько десятков малых, средних и больших рыболовных научно-поисковых судов, которые плавали по

всему Тихому океану. Они обслуживали научно-исследовательский институт, расположенный в самом центре города рядом с гаванью. Их задачей, попросту говоря, было искать рыбу и исследовать условия ее обитания для дальнейшего промысла. Между рейсами гидрохимики собирались в химической лаборатории института и готовили оборудование, реактивы и дистиллированную воду для следующих рейсов. Рядом с лабораторией находился богатый океанографический музей с множеством редких и удивительных экспонатов подводного мира Тихого океана, которые я рассматривал с огромным интересом и мечтал увидеть вживую. К счастью, мои мечты во многом сбылись.

Экипаж собрался на борту в назначенный день отхода, в понедельник, но капитан не спешил. Оказалось, что он следовал морской традиции не выходить в море по понедельникам. Я почувствовал, как в 11 вечера заработал двигатель, а в одну минуту первого, как только наступил вторник, мы в темноте отвалили от причала. Думаю, что торговые суда редко могут позволить себе такую роскошь, потому что они должны быть в графике и вовремя прибывать к причалу порта назначения для погрузки или разгрузки – иначе большой штраф. Но мы могли подождать с отходом, поскольку впереди было несколько месяцев работы в море, и плюс-минус один день не имел значения.

Утро вторника, май месяц, тепло. Дует легкий встречный ветер, покрикивают чайки, нос нашего траулера рассекает небольшие волны, а корма оставляет за собой блестящий на солнце бурный пенистый след. Душу прямо распирает оттого, что удалось осуществить задуманное. Идем по Японскому морю по направлению Берингова моря – там наш район исследований. Мобильной связи уже нет. Постепенно усиливается ветер, на волнах появились барашки, судно начинает качать, а меня – мутить и подташнивать. Наступило время обеда. Прохожу в кают-компанию, сажусь за стол, впихиваю в себя борщ, макароны по-флотски, компот и вдруг чувствую почти непреодолимое желание блевануть. Боже, дай силы не опозориться! Какой же я буду моряк с морской болезнью? Наверное, будут немного сочувствовать, но в основном – смеяться и даже презирать. Это был критический момент, но неимоверным усилием воли я переборол себя и меня не вырвало! После этого, к моему огромному облегчению, тошнота начала проходить, и через пару часов я почти прикачался. Смешно, но это был один из самых счастливых моментов моей жизни, словно мне выдали документ, что я настоящий моряк. Впереди ждали шторма с многометровыми волнами, с такой бешеной качкой, что о сне даже мечтать не приходилось, но я больше никогда не ощущал никаких признаков морской болезни. А ведь меня незадолго до того укачало до рвоты за пару часов на заднем сидении междугородного автобуса – дорога была неровная, а автобус старый.

Глава 2. Наш траулер

Наш небольшой траулер часто качался, но не опрокидывался – как ванька-встанька, потому что глубоко сидел в воде. Несмотря на достаточно мощный двигатель, он не мог идти быстрее 12 узлов. Мощность была нужна, чтобы вытаскивать тяжелый трал, полный рыбы. Трал – это большая сеть в форме мешка, которой занималась бригада рыбаков во главе с тралмейстером. Трал тащили как по дну моря, так и на нужной глубине. Были еще и другие небольшие тралы-сачки для ловли планктона, которым питается рыба. Экипаж 30 человек. Условия не комфорт – гальюн общий, душ раз в неделю. У меня была небольшая лаборатория и каюта на двоих с гидрологом Сашкой, моим ровесником.

В кают-компании самым активным и громким был старший помощник капитана, старпом Афанасий по прозвищу Афоня, немного старше меня, с которым я подружился. В свободное время я часто приходил к нему на мостик, узнавал метеосводки, местоположение, смотрел, как работают приборы и иногда стоял у штурвала. Когда я отрастил небольшую бороду, надеясь выглядеть морским волком, он по-дружески заявил «Сбрей немедленно, с ней ты выглядишь на все тридцать!». Старшего механика, тоже молодого, все называли по морской традиции дедом, без имени. Второй помощник капитана и второй механик, совсем молодые ребята, вели себя очень скромно и в основном молчали. Морозильное отделение для хранения рыбы обслуживал рефрижераторный механик, или просто реф, самый незаметный из комсостава. Обычно тоже не особо выделяющийся пожилой тралмейстер, так сказать, главный рыбак, которого называли просто трал, как только начиналось промысловое траление, становился главным героем в кают-компании, громко обсуждая, как и сколько взяли рыбы.

Начальником научной группы и рейса был научный работник института, высокий молодой парень из Петропавловска-Камчатского, очень энергичный и одновременно немного озабоченный, наверное, потому что это был его первый рейс в такой роли. Он не терпел как формального обращения к себе по имени и отчеству, так и фамильярного. Уже в первый день в кают-компании он осадил капитана, немногословного мужчину средних лет, который обратился к нему «Саша» и потребовал называть его Александр. «Наука», включая начальника рейса, жила в скромных условиях, по два человека в маленькой каюте, несмотря на то, что относилась к командному составу. Так сказать, комсостав второго сорта. Основой научной группы были ихтиологи – специалисты, изучающие рыб. Самым старшим был интеллигентный Зенон Николаевич с небольшой седеющей бородкой, немного моложе – Виктор, высокий, худой и немного нескладный мужчина в очках, всегда готовый поделиться своими знаниями, и красивая девушка Света, медсестра по образованию. В нее я влюбился почти сразу. Кстати, Света единственная из научной группы жила одна в двухместной каюте, двери которой были прямо напротив нашей с Сашкой каюты.