Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна I I I.
Шрифт:
– Доброго вам дня любезный полковник!
– пожелал я ему самым обходительным тоном.
– Чудесная сегодня погодка не находите?
От неожиданности дернулся, и едва не уронив трубу, обернулся на дерзнувшего его побеспокоить невежу. Надо сказать, что я по своему обыкновению в походе одеваюсь как обычный рейтарский офицер. То есть черная одежда и трёхчетвертной вороненый доспех, на боку кавалерийская шпага и в ольстрах любимые допельфастеры.
– Кто вы такой, черт вас раздери, - грубо прорычал мне швед.
– О, вы меня не узнаете?
–
Мертвенная бледность покрыла лицо полковника, затем кровь стала приливать к скулам и вместе с цветом лица к нему вернулся дар речи.
– Герцог мекленбургсикй!
– Ваше королевское высочество герцог мекленбургский!
– Ледяным тоном поправил я его.
– Любезный полковник, еще два месяца назад его величество христианнейший король Густав Адольф послал вас с войском в мое подчинение для завоевания Эстляндии. И у меня только один вопрос, как вы осмелились не выполнить волю короля?
– Ваше высочество не смеет предъявлять мне такие обвинения! Эти проклятые псковичи напали на моих солдат, и я не мог оставить в тылу такую неприятельскую крепость как Псков.
– Это хорошо, что у вас есть хоть какие-то оправдания и возможно вас не повесят когда вы вернетесь в Швецию.
– Повесят? Вернусь в Швецию?
– И очень возможно в кандалах.
– Что вы себе позволяете герцог? Я офицер короля и у меня под командой пять тысяч солдат!
– Боже мой, вы еще и считать не умеете! Да, вы действительно по божьему недосмотру пока еще офицер короля, но у вас под рукой только пятеро ваших офицеров, а мои драгуны все здесь! Кроме того, в отличие от вас я генерал и вы волею короля присланы под мою команду, так что еще одна попытка неповиновения будет расценена как бунт. Я понятно объясняю?
Пока мы так препирались, подошли мои кавалеристы с Болеком и Горн резко сбавил тон. Один из шведов хотел было скакать в лагерь, но встретившись со мной глазами резко передумал. Как вскоре выяснилось, за разыгравшейся сценой наблюдали не только шведы и мекленбуржцы.
– Ваше высочество, - обратился ко мне Кароль, - будьте осторожнее, - вон на стенах дым от фитиля.
– Тут расстояние не меньше трех сотен шагов, - фыркнул в ответ Горн.
– Никакой мушкет не добьет со стен до нас.
В этот момент раздался выстрел, Горн, презрительно усмехнувшись, повернулся к Пскову и, вдруг дернувшись как от толчка, стал неловко сползать с седла. Я был ближе всех к нему и потому первым пришел на помощь. Соскочив с седла и перехватив поводья начавшей беспокоиться лошади, я закричал его адъютантам.
– Чего вы ждете? Ваш командир ранен!
Пока полковника снимали с лошади и укладывали на расстеленный плащ я взял его подзорную трубу и посмотрел на городские стены. Несмотря на расстояние и несовершенную оптику человек стрелявший показался мне знакомым.
– Кондратий!
– воскликнул я и погрозил стрелку кулаком.
– Что вы сказали, ваше высочество, вы знаете этого человека?
– спросил кто-то из шведских офицеров.
– Что? А нет, это такая
– Варварство!
– И не говорите, ужасный век - ужасные нравы, и страна тоже ужасная. Ваш полковник был не прав, русские вполне могут стрелять на такое расстояние и мне совсем не хочется узнавать много ли у них таких мушкетов. Давайте уберемся отсюда и подумаем, как нам быть дальше.
Полковника принесли в его палатку и вызвали единственного человека, в округе могущего считаться медиком. Полу француз, полу шотландец Пьер О"Коннор толи недоучившийся студент-медикус, толи просто цирюльник, осмотрел Горна и лишь покачал головой. Рана была смертельной.
– Тут нужен пастор, - сказал он, сокрушенно разведя руками.
– Послушайте Пьер, - шепнул я ему когда пришел священник, - когда душа полковника окажется на небесах или в каком-нибудь другом месте я хочу получить пулю его убившую. У меня очень нехорошие предчувствия на ее счет.
– Вы, мой герцог, полагаете, что она серебряная?
– Удивленно поднял брови полковой эскулап.
– В определенном смысле, мой друг, возможно, она даже золотая.
Тем же вечером медик принес мне просимое.
– Вы ошиблись, ваше высочество, эта пуля хотя и довольно странная, но все же свинцовая.
– Заявил мне О"Коннор протягивая сверток с пулей.
– Не скажите, мэтр, не скажите, - отвечал ему я, разглядывая явственные нарезы.
– Может статься, что этот кусочек свинца окажется ценнее равного по весу драгоценного камня.
– Что вы говорите?
– разволновался медик.
– Вы думаете, что этот свинец пригоден для алхимических опытов? Боже, как мне такое не приходило в голову, использовать для трансмутации пулю убившую человека!
Я в некотором обалдении смотрел на впавшего в транс медикуса и только покачал головой. Впрочем, это для жителей двадцать первого века алхимия лженаука, а в окружающем меня веке семнадцатом это вполне официальная и перспективная область человеческих знаний. Хотя, мне ли наблюдавшему как взрослые люди садятся по утрам перед телевизорами, что бы получить зарядку от Чумака судить их? Идут века, одна лженаука сменяет другую и лишь глупость человеческая не знает ни времени, ни расстояний.
– Друг мой, а велики ли ваши познания в сей области?
– спросил я О"Коннора.
– Скажу без ложной скромности, ваше высочество, я превзошёл все труды, когда либо написанные на эту тему. К сожалению, рецепты, изложенные в них, написаны иносказательно и мне до сих пор не удавалось приблизиться к разгадке. Но как знать, возможно теперь...
– Вы сведущи в ядах, мэтр?
– перебил я поток красноречия.
– Мой герцог нуждается в яде?
– воскликнул Пьер.
– Скорее мне нужен человек, разбирающийся в противоядиях. У меня мэтр много врагов и они на многое способны. До сих пор они пытались меня убить холодным или огнестрельным оружием, но кто знает, что им придет в голову завтра?