Приключения Весли Джексона

Сароян Уильям

– Он страшно обиделся.

– Поесть у вас что-нибудь найдется?

– Кухарку я до утра отпустила, но мы что-нибудь придумаем.

Я пришел, и она меня встретила так, будто я вернулся к себе домой. Я думал, что с удовольствием поем, как только приду. Думал, мне захочется послушать музыку. Но хозяйка так пылко приветствовала, что я позабыл и о еде, и о музыке. К тому же бедняга инструктор со своей целлофановой палаткой не выходил у меня из головы.

Я спросил у своей дамы, какое на ней платье – не новое?

– Нет. А что?

– Я его сейчас с вас сорву.

– Оно

стоит сорок долларов, – сказала она.

Потом она сказала:

– А это стоит восемнадцать, это лучшее из того, что сейчас делают.

А потом еще:

– А это – бельгийское кружево, двадцать пять долларов.

– А это что стоит?

– Это мне дано от природы.

Без пяти пять я встретился с Виктором на станции метро.

– Как дома?

– Лучше, – сказал он, – только вот моя бедная матушка…

– А что с ней?

– Говорят, что не переставая молилась, с тех пор как мы уехали вчера утром. Она уверена, что ее молитвы будут услышаны и что война кончится, прежде чем мы взойдем на палубу парохода, или же кто-нибудь в последнюю минуту пришлет приказ, чтобы мы с тобой оба остались.

– Вот как, и я тоже?

– Да-да, мы с тобой оба.

Ну что ж, меня очень порадовало, что мать Виктора обо мне тоже молится.

– А почему бы и нет? – сказал я. – Все может случиться. Правда?

– Нет, не может, – ответил Виктор. – Ну, а как у тебя дела?

– Превосходно.

– Хорошо провел время?

– Я не спал и не ел, но, когда нам хорошо – или, наоборот, неважно, – ведь не очень-то хочется есть или спать, правда?

– Я тоже не спал, – сказал Виктор. – Всю ночь я обнимал свою женушку и сыночка – обоих вместе.

– Ну как твой сынок?

– Он уже начинает смеяться.

– Кроме шуток.

– Она говорит, что смеется. Я-то сам не слыхал, но жена говорит, всю ночь его слышала. Но отчего, черт возьми, он смеется? Я молю Бога о том, чтобы мне быть здесь, когда он родится. Молю Бога о том, чтобы мне быть с ним, когда он начнет говорить, тогда я спрошу, отчего он смеялся. Найди себе девушку, Джексон, женись, пусть она родит тебе сына.

– Где же мне ее найти, теперь-то?

– Мы едем в Англию, правда?

– Так говорят. Нам знать об этом, конечно, не полагается, и, по-моему, ты разглашаешь военную тайну, намекая на это, – но, кажется, именно туда мы и едем.

– А в Англии нет девушек, что ли?

– Ты думаешь, я еду в Англию, чтобы посвататься?

– Нет, – сказал Виктор. – Просто тебе приходится ехать. Но раз ты уж будешь в Англии, ты можешь поискать там невесту.

– Я хочу жениться на американке.

– А какая разница? Каждая может стать американкой.

Мы успели в казармы как раз к завтраку. После завтрака мы оба растянулись на койках и заснули. Не знаю, что снилось Виктору, но мне первый раз в жизни приснился смех. Он был повсюду, пронизывал все насквозь. Во сне мне казалось, что в этом есть какая-то тайна, которую мы все стремимся разгадать. Я силился припомнить, в чем заключается суть этой тайны (а это было важнее всего на свете), чтобы поведать ее всем, когда проснусь, но тайна стала бледнеть и таять, когда я начал просыпаться, и наконец пропала совсем, и мне оставалось только повернуться на другой бок и спать дальше.

Мы прожили в портовых казармах шестнадцать дней. Каждое утро разносился слух, что нас отправят сегодня же вечером, и каждый вечер говорили, что мы отплываем завтра с утра. Разумеется, нас назначали на кухню и в другие наряды. И устраивали нам беглый медицинский осмотр – главным образом проверяли дыхание. Им непременно нужно было удостовериться, что мы все еще дышим. На четырнадцатый день нам перестали давать увольнения, но до этого мы с Виктором продолжали уходить каждый вечер. Если никто не хотел уступить нам свою очередь, мы входили в сделку с сержантом. Один раз это стоило Виктору пять долларов, но на следующий день он отыграл их у сержанта в кости. Мы оба много играли в кости, и оба выигрывали.

На шестнадцатый день нас посадили в грузовик и отвезли на какую-то пристань, и часа через два мы по сходням поднялись на корабль. Нас разместили по каютам, и было ужасно тесно. Тысяч шесть-семь солдат на небольшом корабле! Я их, конечно, не считал, но видел, что народу тьма-тьмущая. Люди кишели повсюду, в самых тесных уголках корабля. А корабль все не двигается. Стоит и стоит без конца.

Наконец однажды поздно ночью корабль тронулся. Мы с Виктором вышли на палубу. Падал снег, и весь корабль стал белым. Мы были рады, что движемся, раз уж так нам положено. Вскоре мы вышли в море, и всех кругом затошнило. Нас с Виктором тоже немного поташнивало, но не так, как других. Тех прямо выворачивало наизнанку. Никогда не забуду этой картины.

Мы плыли в большом караване судов. Кто-то насчитал их тридцать семь штук, но там было больше – их нельзя было разглядеть без бинокля. Много говорили о подводных лодках, но тем дело и обошлось. Плавание было ужасное. Оно продолжалось очень долго, и много разных событий произошло на борту корабля. Однажды утром мы увидели землю. Это была Ирландия. Прекрасная страна! К вечеру мы пришвартовались в каком-то городишке в Уэльсе. Он звался Свенси. Мы были в Европе! Наутро мы сели в поезд и покатили в Лондон, где нас отвезли на грузовике к какому-то зданию, отведенному нам под казарму.

Все это морское путешествие прошло, как сон. Человек путешествует во сне, с тех пор как себя помнит. Так вот, это плавание было, как одно из сновидений детства.

Внезапно мы очутились в Лондоне. Это было 25 февраля 1944 года.

Глава 46

Весли благодарит Бога за горячую воду в ванне, засыпает по-королевски и видит сумбурный сон

Лондон был холоден и угрюм. За последние две недели никому из нас не приходилось мыться в ванне, так что мы тоже были холодны и угрюмы; мы скучали по дому и злились, потому что в казармах было холодно и угрюмо. Тюфяки для коек мы набили соломой, которая валялась в подвале. Я не был расположен возиться, как дурак, с холодной, угрюмой, заплесневелой соломой, так что Виктор взялся мне помочь.