Приключения знаменитых первопроходцев. Америка
Шрифт:
Благодаря терпению и дипломатии исследователь смог продолжить свое путешествие и стал первым белым, который от океана прошел по берегам Рио-Негро [644] до ее истоков в Андах.
«…— Патагонцы, — рассказывает дальше Морино, — перестали пользоваться луками. Их оружие — это копье, булавы да несколько ружей, которые они смогли добыть в Кармен [645] или Пунта-Аренас. Добрые и гостеприимные, они позволили себя измерить; и я могу сказать, что, хотя они не гиганты в полном смысле слова, это племя самого высокого роста
644
Рио-Негро образуется слиянием двух рек: текущего с севера Неукена и текущего с юга Лимая. В дальнейшем выясняется, что действие происходит именно на берегах Лимая.
645
Очевидно, речь идет о городе Кармен-де-Патагонес в низовьях Рио-Негро.
В среднем их рост достигает 1,852 м, но женщины значительно ниже. Говорят, что название “патагонцы” дано им за очень большой размер ступней, это совсем неверно [646] , их следует причислить скорее к числу народов, имеющих самые миниатюрные ноги. Они сами называют себя ахокнекенке, то есть “люди юга”. Патагонец в своей кухне еще более нечистоплотен, чем араукан; паразиты водятся в изобилии; собаки, очень многочисленные, иногда облизывают мясо, предназначенное для людей».
646
Это и в самом деле неверно. Ф. Магеллан назвал этих индейцев «патагонцами» («людьми с огромными ногами») за неуклюжий вид их ног, обернутых большими пучками соломы в целях защиты от холода. Самоназвание патагонцев — ахокнекенке («люди юга»).
Теперь мы подходим к событию, которое чуть было трагически не завершило путешествие и которое было, что бы там ни говорили, ответом коренных жителей на захват группы индейцев-грабителей аргентинскими отрядами.
«Индейцы пришли от имени Чегуека и предложили мне написать письмо аргентинскому правительству, чтобы оно отпустило на свободу захваченных в плен индейцев. Я был не в том положении, чтобы сопротивляться, хорошо зная, что, избежав первой ловушки, мы неизбежно попадем во вторую, поскольку индейцы приняли все меры предосторожности, чтобы не позволить нам улизнуть.
Вынужденный отказаться от сопротивления, я решил пойти на хитрость, притворившись, что не знаю, какая судьба меня ждет; под предлогом, что мне необходимо послать моих спутников к большому начальнику, отправил троих из моих людей с коллекциями к Бови.
Я написал аргентинскому правительству, изменив на противоположное содержание, продиктованное мне вождем: то есть, что не следует отпускать никаких пленников, поскольку был уверен, что индейцы никогда не вернут мне свободу, а я надеюсь сбежать.
На следующий после отправления курьера день с Рио-Негро пришел индеец.
Он убежал из аргентинского лагеря, где уже погибли многие из его арестованных соплеменников, и сказал, что их все время убивают. Большой совет собрался в Квем-Квем-Трен. Там старые вожди одобрили поведение Чегуека относительно меня и решили занять все проходы, близкие к христианским постам…
…Боевыми приемами, сопровождавшими этот совет, индейцы демонстрировали готовность к битве, и не раз я видел в нескольких сантиметрах от моей груди острие копья в руках свирепого индейца; не один камень, пущенный из пращи, просвистел у моего уха. Вождь Нокучиек не хотел присутствовать на этом совете; у него были напряженные отношения с Чегуеком из-за высокой цены, которую тот запросил у него за смерть своего зятя, убитого в палатках Нокучиека. Однако он велел передать, что не понимает, почему пленников не убивают. Перед советом послали за колдунами, и, когда мы вернулись в Калькуфу, мы нашли там одного из них с помощниками. Колдун провел три дня в кустарнике, произнося свои заклинания.
На третий день он объявил, что знакомые духи принесли ему новость, что я написал в письме губернатору, чтобы тот не давал свободу индейцам, а убил их. Ненависть к христианам, естественно, выросла. Мачи сказал, что он считает мою смерть необходимой, поскольку многие индейцы уже погибли и бесполезно дожидаться возвращения остальных. Он приговорил меня к разрезанию живьем, чтобы предложить Богу мое сердце, как это сделают сейчас с быком.
Чегуек воспротивился тому, чтобы жертва была принесена немедленно. Он считал, что следует дождаться возвращения гонца. Они принесли в жертву быка и его внутренности. От меня, впрочем, скрыли причины, выдвинутые колдуном, и Чегуек соизволил объявить мне, что он не убьет меня сам, но не может противиться тому, чтобы другой великий вождь совершил жертвоприношение.
После молитв была большая оргия, во время которой мне непрерывно угрожали смертью.
Я занимал маленькую палатку вместе с солдатом, настоящим храбрым гаучо, а вокруг нас бесновались более сотни пьяных индейцев. Утрак и проводник принимали участие в празднике. На следующий день опасность возросла; я решил спасаться. У меня с собой был флакон гидрата хлорала от моих невралгий, и я влил его в ликер двум моим индейским стражам; тогда мы смогли отойти от лагеря, солдат и я. Проводник не пожелал присоединиться к нам, так как в этот момент колдун пел в нескольких метрах от моей палатки, и он считал, что тот сейчас догадается о нашем бегстве: итак, пришлось вернуться в палатку. На следующий день колдун ушел, для проводника больше не было препятствия. Мне удалось отвлечь на мгновение охранника, и в начале ночи, когда индейцы ели, мы убежали. Воспользовавшись темнотой, мы за три часа достигли берега Кольон-Кура, расположенного на расстоянии тысячи пятисот метров. За следующие три часа мы построили маленький плот из бревен и спустили его на воду. Наше путешествие длилось две ночи и семь дней среди порогов и почти затопленных островов, до момента, когда не стало больше сил, и, совершенно изможденные, мы покинули плот. Мы прошли еще около сорока километров по суше без обуви по камням, кактусам и кустарникам и достигли Неукена [647] , где были хорошо приняты передовым постом аргентинских солдат, которые нас уже разыскивали.
647
Неукен — город у слияния одноименной реки с рекой Лимай.
В мае месяце я вернулся в Буэнос-Айрес, поскольку мое здоровье было сильно подорвано и я опасался тифоидной лихорадки».
Конец