Приключения знаменитых первопроходцев. Северный полюс
Шрифт:
С другой стороны, не было никакой возможности подготовить склады с провиантом для походов будущей весны, поскольку «палеокристический» океан капитана Нэрса упорно не желал замерзать вплоть до октября.
Зимовка 1882 / 83 годов оказалась более трудной, чем первая, в том смысле, что американская экспедиция уже лишилась энергии и духа самоотверженности; Локвуд, достойный помощник своего командира, хотел было возобновить исследования, но ему это не удалось. В пресловутом океане вечных льдов там и тут плескались волны.
Паутина водных улиц и авеню, преградившая в прошлом году дорогу к полюсу отважному лейтенанту Сигнального корпуса, разрослась еще больше, протянув отдельные ниточки даже к мысу Вашингтона! Этого препятствия оказалось вполне достаточно, чтобы остановить
Наступило короткое заполярное лето; лейтенант Грили, не желая сидеть третью зиму в форте Конгер, решил оставить бревенчатый дом и любой ценой добраться до места, где он назначил рандеву тем, кто отправится на поиски экспедиции. Как вы помните, речь идет об острове Литлтон, расположенном чуть южнее 79-й параллели, тогда как форт Конгер находился чуть южнее 82-й; итого отряду Грили предстояло пройти около трех градусов [123] .
Девятого августа 1883 года, когда льды еще продолжали таять, Грили, располагавший только тремя лодками и катером с паровым двигателем «Леди Грили», дал сигнал к отправлению. Из-за недостатка места с собой взяли только провиант и самое необходимое; пришлось оставить даже ценные вещи. 26 августа, когда отряд находился на траверсе мыса Хоукис, льды сковали катер, тянувший на буксире маленькую флотилию. Исследователям пришлось тащить лодки и катер по льду. С 29 августа по 10 сентября отряд медленно продвигался на юг по бассейну Кейна. 10 числа, неподалеку от острова Бейч, Грили решил бросить катер и шлюпки, оставив при себе только одну маленькую лодку. 29 сентября Грили добрался наконец до мыса Сабин, расположенного напротив острова Литлтон, в точке рандеву. Но провианта осталось всего на тридцать пять дней!
123
Около 330 км.
Без промедления Грили отправил на оконечность мыса сержанта Райса и одного эскимоса, дабы они осмотрели керн, где вспомогательная экспедиция согласно договору должна была оставить весточку и провиант. Через неделю двое людей вернулись с письмом, написанным 24 июня предыдущего года офицером «от кавалерии» Гарлингтоном, командовавшим экспедицией. Письмо информировало Грили, что «Протеус», раздавленный льдами, пошел ко дну со всем грузом между мысом Альберт и мысом Сабин. Дальше Гарлингтон сообщал, что тем не менее ему удалось оставить пятьсот дневных рационов в трех милях от мыса Сабин; там же следует искать еще двести пятьдесят рационов с корабля, заходившего в эти воды в 1882 году. Гарлингтон с любезной непринужденностью закончил свое послание банальными заявлениями о безграничной преданности, добавив, что, дождавшись американского парохода «Янтик», он отбывает в Америку.
Локвуд принялся искать обещанные пятьсот рационов, но нашел только сотню. Еще один склад содержал всего шестьдесят три килограмма мяса! И все! Больше ничего, кроме наилучших пожеланий доблестного кавалериста.
После столь благородного поступка посланца родины пришлось еще больше урезать пайки, что было очень нелегко из-за ужесточившихся морозов, и приступить к постройке зимнего убежища. Убежище соорудили из одной четырехугольной стены и парусиновой кровли, опиравшейся на каркас из весел, поставленных параллельно и перевязанных веревками; крышей служила последняя лодка, повернутая килем в небо. Все это засыпали толстым слоем снега, весьма сомнительной защитой от кусачего мороза. К 23 ноября стройка закончилась.
Беда стояла на пороге жилища. Несмотря на жесткую экономию, уголь быстро подошел к концу. Тогда постепенно сожгли две лодки, найденные неподалеку от места зимовки, и отказались от ламп, чтобы сберечь топливо. Бедные солдаты проводили почти все время в темноте; скорчившись в меховых спальных мешках, они, как изголодавшиеся псы, мучительно поджидали часа кормежки. Еще недавно столь мужественно переносившие все тяготы, зимовщики вскоре начали подозревать друг друга в нечестной дележке, ревновать к каждому куску, а то и красть с убогого стола жалкие крохи, которые никак не могли насытить их стонавшие желудки.
«Жир для ламп вызывал поистине непреодолимое вожделение. Помешать кому-либо съесть украдкой ложку масла становилось все труднее и труднее. Словно в результате колдовского превращения, человек доходит до такой степени измождения, что эта мерзкая субстанция кажется невообразимым лакомством».
Вскоре пища становится всепоглощающей навязчивой идеей. Разговоры неизбежно сводились к будущему пиру. Кто-то воображал жирный кусок тюленьего мяса, другой мечтал о бараньей вырезке! По мере того как голод усиливался, скудные трапезы становились предметом зависти, а затем и ссор, подобно тому как звери дерутся из-за каждой косточки или сухожилия.
Поначалу повар, запускавший руку в котелок, не утруждал себя задачей донести до каждого его пайку и ее передавали друг другу сами солдаты. Но после резкого уменьшения рациона пришлось отказаться от этого процесса распределения, так как каждый кусок вызывал слишком сильный соблазн у того, через чьи руки он проходил.
Двоих зимовщиков, один из которых, Генри, впоследствии трагически умер, заподозренных и почти уличенных в краже продуктов, подвергли строгому карантину.
Но рядом с позорными поступками, опускавшими род человеческий до уровня изголодавшейся скотины, находились достойные восхищения самоотверженность и самопожертвование. Примером тому служит сержант Райс, посланный с одним из коллег, Элисоном, на поиски провизии, оставленной у мыса Изабелла англичанами. Беднягу Элисона терзали голод и жар, мучила невыносимая жажда, и, несмотря на предупреждения товарища, он съел несколько пригоршней снега. Вскоре его рот и горло пылали, в то время как конечности парализовало холодом. Он упал, оцепенев от мороза. Райс привел его в чувство, растерев чуть не до крови, закутал в меха и, слишком слабый, чтобы нести или тащить Элисона, сделал двадцатикилометровый переход до лагеря за помощью.
Элисона спасли, но его могучее здоровье было безвозвратно подорвано, и вскоре он умер. К тому же, несмотря на все старания Райса, он все-таки обморозился, и доктору пришлось ампутировать ему пальцы на ногах.
В довершение всех бед обнаружилась цинга. Сначала она набросилась на одного из солдат, Кросса, и молниеносно, за несколько дней, довела его до могилы. В то время, когда умирала эта первая жертва цинги, топливо подходило к концу. Лейтенанту Грили пришла в голову мысль сжигать вместе с деревом старую кожу. Но доктор Пави возразил, заметив, что кожа, если ее хорошенько вымочить, затем прокипятить и поджарить, становится вполне съедобной. И кожу оставили про запас! Огонь теперь зажигали раз в сутки, во время вечерней трапезы. Все остальное время люди проводили, закутавшись в меха, как дикие звери.
Семнадцатого февраля выглянуло солнце, но зимовщики по-прежнему опустошали последние запасы замороженного тюленьего мяса, солонины, луковичного порошка и овощных консервов. Охота не приносила ни крошки! 21 марта Локвуд приступил к математически точной дележке последнего куска окорока. И вдруг лампа, смутно освещавшая берлогу зимовщиков, почему-то погасла! Окорок моментально исчез, украденный кем-то из доходяг! Последовала жуткая сцена; все обличали Генри, уже замеченного ранее в подобного рода проделках грубого геркулеса, чье исполинское телосложение почти не изменилось к худшему. Генри яростно протестовал; отступая и ругаясь на чем свет стоит, он забился в угол, и улику обнаружили в плевательнице! Товарищи потребовали немедленно линчевать виновного, особенно после того как следственная комиссия, назначенная лейтенантом Грили, установила, что этот прощелыга сохранил цветущий вид только благодаря неоднократным и дерзким кражам.