Прикосновение греха
Шрифт:
Трикси поразилась тому хладнокровию, с которым сумела оценить ситуацию, словно наблюдала за собой со стороны. Взвесив свои возможности, она подумала, что, должно быть, миновала фазу истерии и теперь неуклонно приближается к летаргии. До возвращения Уилла оставалось несколько дней, так что принимать решение ей придется самостоятельно. Сможет ли она незамеченной перебраться в другую часть Англии? Не будет ли Клуарам легче ее выследить, если она сбежит в Европу?
— Куда плывет ваш друг? — спросила она.
— В Кале, мэм. Через два
Это было недалеко от Парижа. И от Клуаров тоже. Но довольно близко и от Паши. Она не предполагала, что станет уповать на помощь мужчины его репутации. Как он отреагирует, если она вдруг появится на пороге его дома? Возникшее перед ее мысленным взором недоуменное выражение его лица отбило у нее желание бежать. Она не могла просить его позаботиться о ней. Она попытается найти убежище в Англии.
— А вот и он, мэм, — тихо произнес хозяин, указав в окно на высокого загорелого мужчину, направлявшегося в сторону гостиницы.
— Скажите, где найти вашего приятеля.
На принятие решения требуются секунды, когда обстоятельства не оставляют выбора.
— Моя жена вас проводит. — Он оттащил Трикси от окна. — Поторопитесь. — Он двинулся к двери в дальней стене приемной.
Было решено, что хозяин займет полицейского сыщика разговором, а его жена тем временем проводит Трикси и Криса задними дворами к кораблю.
— Потом, как только смогу, принесу ваши вещи, — пообещал хозяин гостиницы.
— Скажите моему человеку, Уиллу, когда он вернется, что я уехала к Паше.
В следующую минуту обе женщины и Крис выбежали в узкий проулок за гостиницей и помчались в сторону моря.
Глава 8
В тот момент, когда Трикси и Крис отчаливали из Рамсгейта, Паша сходил на берег в Навплионе. Стремительный корвет из флотилии Дюра в Марселе установил рекордное время. Новость о поражении греков в Кроммиди Паша услышал еще до своего отплытия. Он вез с собой две орудийные установки, шесть пушек, шесть сотен ружей, штыки и боеприпасы; а также медикаменты и двух хирургов для небольшого лазарета, устроенного Пашей в греческой столице. Но самым важным грузом, бесспорно, являлись деньги. Шестьдесят тысяч долларов в испанском золоте.
Крепость Навплион кишела солдатами. Начиная с прошлого года, когда в Грецию потекли рекой английские займы, в военных командирах не ощущалось недостатка. Любой человек независимо от своего положения и звания мог возглавить отряд вооруженных людей, и согни гражданских лиц маршировали по улицам, сопровождаемые гурьбой последователей в килтах, как у шотландских вождей. По улицам дефилировали толпы галантных молодых людей в живописных костюмах, с богато разукрашенным оружием, — тех, кто предположительно собирался сражаться с Ибрагимом.
Об обстановке в городе во всех подробностях доложил Паше встретивший его в порту доверенный человек.
— У нас тут полный набор фанариотов, аптекарей, клерков и брадобреев, возомнивших себя солдатами, — заметил он с явным презрением, махнув рукой на парад за окном пакгауза Дюра. — В надежде быстро разбогатеть сюда слетелись портные из Янины и Салоников.
— Интересно, готовы ли эти разряженные самодовольные хлыщи покинуть город и выступить в поход? — язвительно полюбопытствовал Паша.
— Нет, до тех пор, пока получают жалованье и паек, предназначенный для воображаемых войск, и могут фланировать тут со своими лакеями и трубконосцами. Базары Триполицы, Навплиона, Миссолунги и Афин ломятся от расшитой золотом одежды, позолоченных ятаганов и отделанных серебром пистолетов для этих опереточных солдат.
— Приятно видеть, что лондонские брокеры не одиноки в своем стремлении нагреть руки на английских займах, — проворчал Паша. — Как жаль, что Ибрагим на этот раз обзавелся дисциплинированными войсками.
— Обученными вашими французскими офицерами, эфенди, — вставил молодой киприот. — К ним не стоит относиться с презрением, как к арабам, которых в прошлый раз обратил в бегство один только вид арматоли, греческих солдат. Президент Кондуриоттис и его гидриоты с этим фактом еще не сталкивались. Месяц назад его водрузили на арабскую кобылу в богатой попоне, которую вели под уздцы шесть грумов. Сопровождаемый свитой секретарей, охранников, трубконосцев и советников, он восседал в седле, словно генералиссимус-завоеватель. Его приветствовали салютом из пушек, установленных на крепостном валу, и с кораблей в гавани. Неимоверно жирный, он свисал с седла, как мешок с сеном, и двое грумов были вынуждены его поддерживать, чтобы не свалился. Это упражнение оказалось для него слишком утомительным. Поездка в Триполицу заняла у правителя три дня.
Паша вскинул брови. Город находился всего в сорока милях.
— А что его лейтенанты?
— Вы имеете в виду доктора Маврокордатоса или Скоурти, старого моряка, которому он присвоил звание генерал-лейтенанта греческой армии?
— Господи! Кто же бьется с врагом?
— Кто угодно, только не наш президент. Выехав две недели назад из Навплиона, он до вражеского стана так и не добрался и, сокрушаясь по поводу собственной смелости, повернул назад в Навплион.
— А что с Наварином и Неокастроном?
Паша знал, что Ибрагим высадился к югу от этих двух крепостей в конце февраля.
— Они все еще держатся. Там Макрияннис с Бей-заде и Ятракосом.
Паша улыбнулся:
— Похоже, что мне придется преодолеть блокаду кораблей египетского флота, чтобы доставить сражающимся наши ружья. Макрияннис, должно быть, давно нуждается в подкреплении.
Он был с молодым воином одного возраста и дружил с ним со времен первой кампании 1821 года.
— Поскольку состояние турецкой артиллерии оставляет желать лучшего, флот Ибрагима не будет представлять большую проблему. К тому же у входа в пролив стоит Миаулис со своими тридцатью кораблями.