Прикосновение хаоса

Холлман К.

В течение нескольких минут никто из нас ничего не говорит.

— Этого было достаточным доказательством? — Я спрашиваю, нарушая тишину.

— Должен признать, ты неплохо справилась.

— Теперь у тебя не осталось причин злиться. Я доказала, что люблю тебя, и Ребекка наконец мертва.

— Что? — Спрашивает он, как будто не понимает, о чем я говорю. До меня доходит, что он не знает обо всей операции в Нью-Хейвене.

— Ребекка и ее сын мертвы, — рассказываю я ему вместе с остальной частью истории. Он внимательно слушает,

задавая лишь несколько вопросов.

Когда я заканчиваю рассказывать ему обо всем, он садится на своей кровати.

— Это должен был быть я, — сердито говорит он. — Я должен был убить ее.

— Какая разница, кто это сделал? Она мертва, и это все, что имеет значение. — Я пытаюсь утихомирить его, но он с каждой секундой становится все более возбужденным. Я встаю с кровати и начинаю одеваться, чувствуя себя уязвимой в своем обнаженном виде.

— Ты просто не понимаешь. Это должен был быть я. Это была моя месть!

— Ты пугаешь меня, когда вот так злишься, — признаюсь я, надеясь, что мое заявление успокоит его. Это не так.

— Хорошо, тебе должно быть страшно.

— Может быть, мне стоит сказать моему отцу, чтобы он снова посадил тебя в камеру, — предупреждаю я, но мы оба знаем, что я просто блефую.

— Может, тебе стоит вернуться в свою комнату и держать свой хорошенький ротик на замке?

— Может, и стоит. Похоже, тебе нравится быть одному.

— Наконец-то ты поняла.

Оставить его в таком состоянии, возможно, ужасная идея. Но что еще мне остается делать? Он явно больше не хочет, чтобы я была здесь. Не знаю, чего я ожидала от него? Обнимашек?

— Хорошо, я пока оставлю тебя в покое, но не делай глупостей. Повсюду охрана, и они знают, что тебе нельзя уходить.

— Да, да, я понимаю. Я все еще пленник. — Ривер все еще сидит на кровати, его прикрывает только тонкая простыня. Я подхожу и становлюсь рядом с ним. Он смотрит на меня в замешательстве. — Что, по-твоему, ты делаешь?

Я наклоняю голову и оставляю целомудренный поцелуй на его щеке.

— Целую тебя на ночь.

Он удивленно смотрит на меня, но ничего не говорит, когда я выпрямляюсь и иду через комнату.

— Я люблю тебя, — говорю я ему, не оборачиваясь, прежде чем открыть дверь и выскользнуть из комнаты. Возможно, ему и не хочется это слышать, но я сказала это, несмотря ни на что.

24

СКАРЛЕТ

Яркий, ослепительный солнечный свет, льющийся в окно моей спальни, похож на грустную шутку. Мать-природа смеется надо мной. Показывая это, напоминая мне, каким прекрасным может быть мир внутри, я не чувствую ничего, кроме темноты, когда чищу зубы и одеваюсь.

Всегда один и тот же вопрос волной прокатывается у меня в голове. Кого я увижу сегодня? Рена или Ривера?

Для меня это почти чересчур, чтобы осознать утро после встречи с Ривером. Рен знает? Разве это измена — спать со второй половиной того же человека, которого ты любила столько, сколько себя

помнишь? Потому что я с трудом припоминаю время, когда Рен не был важен для меня, а Ривер все это время был внутри него. Даже если никто из нас этого не знал. Но делает ли это меня невиновной, или это всего лишь удобная отмазка? Не то чтобы я была инициатором всего этого. Хотела бы я только знать, что это успокоит Рена, если он пострадает.

На сегодня у него была назначена встреча с доктором Стоун, и к тому времени, как я подхожу к комнате Рена, она уже выходит. В выражении ее лица нет ничего, что дало бы мне представление о том, как все прошло — не то чтобы она стала вдаваться в подробности. И как бы мне не хотелось, я не стану спрашивать ее об этом. Я не могу вторгаться в частную жизнь их сеансов.

Поэтому мне ничего не остается, кроме как улыбнуться ей, но это длится недолго.

— Кого вы сегодня видели? — Спрашиваю я, глядя на закрытую дверь. — Он Рен или Ривер? — Интересно, он рассказал ей, что сделал со мной вчера?

Добрые глаза доктора смягчаются, прежде чем она похлопывает меня по руке.

— Рен. Я говорила с Реном. Сегодня с ним, кажется, все в порядке.

Я практически чувствую облегчение, в то время как мое тело немного расслабляется, теперь, когда часть напряжения может спасть.

— Хорошо. Приятно это знать. — Мне становится легче дышать, когда я иду дальше по коридору, затем осторожно стучу в закрытую дверь. Я все еще должна быть осторожна. Одно дело, когда Рен ведет себя прилично, разговаривая с доктором, но это не она предала его вчера — если он считает это предательством.

Он только хмыкает в ответ на мой стук. Он должен знать, что это я. Чувство страха охватывает меня, и я открываю дверь с сердцем, бьющимся где-то в горле. Сколько еще я смогу кататься на этих американских горках?

Он сидит в ногах кровати, а рядом стоит маленькое кресло. Доктор, должно быть, придвинулась к нему поближе перед началом сеанса. Я медленно подхожу к нему, пытаясь прочитать его мысли, пока пересекаю комнату.

— Как прошел сеанс? — Хотелось бы, чтобы мой голос звучал не так нервно, но я ничего не могу с собой поделать. Я не знаю, чего ожидать. Он мог бы быть Реном прямо сейчас, но Ривер имеет тенденцию брать контроль в свои руки по мановению волшебной палочки.

— Что, доктор ничего тебе не рассказала? — Обида, тяжело звучащая в его голосе, словно рука, обхватывающая мое сердце и крепко сжимающая его. Он знает. Я чувствую это. И сразу же меня почти переполняет желание извиниться и вымолить у него прощение.

— Ты же знаешь, она не так уж много может мне рассказать. — Я не пытаюсь выпытывать. Может быть, это не такая уж хорошая идея — сидеть рядом с ним, но я не собираюсь убегать в страхе. Я слишком сильно люблю его.

Как только я осторожно усаживаюсь на стул, он поднимает голову и пристально смотрит на меня. В его темных глазах так много всего.