Прикосновение
Шрифт:
Мимо шли и шли рабочие. Никто из них не остановился, никто не приветствовал его, никто не смотрел в его сторону. Он уже не был членом этого коллектива и сразу выпал из большой и многоликой семьи, в которой мало кто заметит его отсутствие, и место его сегодня будет занято одним из тех, кто стоял у проходной и долго ждал счастливого случая.
Руслану было не по себе. Ему становилось все больше жаль себя. Но в глубине души росло новое чувство. Оно пересиливало печаль. Словно кто-то кричал ему: останешься здесь — и каждый день будешь видеть только этот раскинувшийся перед тобой
Желаешь продолжать жить по-прежнему — оставайся тут. Хочешь познать другую, красочную жизнь — уходи отсюда, не торчи у проходной, спеши к дядиной бедарке, которая отвезет тебя в иной, интересный мир… Урузмаг зовет тебя к новому, неизведанному, заманчивому… Ты можешь от этого отказаться? Попробуй же!
Руслан выстоял, не бросился к проходной… Нет, он не мог возвратиться к прежнему. У людей таких силенок не бывает!
…Дорога шла по-над рекой, то отдаляясь от нее, то опять приближаясь к самому берегу. Река вилась змейкой. Отсюда, с дороги, казалось, что она застыла тонкой лентой, ослепительно сверкающей под солнцем. Там, где на ее пути вставали огромные валуны, река натыкалась на них и яростно осыпала брызгами все вокруг.
Камни щедро усыпали широкую долину, которую река вот уже на протяжении многих веков упорно выдалбливала в каменной гряде. Руслан прикидывал: ширина долины достигала ста шагов — не меньше. С трудом верилось, что эта покорная, петляющая речка, чуть ли не ручеек, расшалившись, наглотается вдоволь высоко в горах, когда тает снег, холодной родниковой воды, набухает и заполняет долину во всю ее ширь, с бешенством необузданного коня мчится вниз, снося все на своем пути. Ей тогда становится тесно в долине, она жадно обрушивается на дорогу и неудержимо несется по ней..
И эти валуны, сиротами нелепо торчащие там и сям, которые вода сейчас старательно обходит, оторваны отекал и снесены сюда ею же. Огорошенные бешенством реки, они не выстояли: с глухим ропотом, ворча, стуча по дну каменными боками, снося деревья и кустарники, мчались десятки километров до тех пор, пока река не бросила их в эту долину. Теперь они долгие века покорно ждут, когда вода вновь возьмется за них, и они снова пустятся в путь и, пугая людей, будут путешествовать до тех пор, пока реке не надоест баловаться ими и она не устроит им новое пристанище на многие столетия…
Не так ли и жизнь людей? Отец привез Руслана на стройку, бросил там, и он долгие годы никуда не мог двинуться. Но вот приехал дядя, — и Руслан опять в пути и не знает, когда и куда его доставят и в очередной раз бросят на долгие годы…
— Большой комбинат построил, — сказал Урузмаг, укрывая ноги мешковиной; край ее он бросил на колени племяннику.
Бедарка бежала легко по накатанной дороге, кони, крепкие, сытые, играючи тянули ее за собой.
— Очень большой, — чмокнул губами дядя. — Вся наша кукуруза туда идет.
— Отовсюду привозят кукурузу, — возразил Руслан. — Нашей не хватает и на один месяц. Доставляют из Кабарды, Чечни, даже казаки с Дона нам отправляют.
Урузмаг взмахнул кнутом, но не опустил его на круп коня, и тот, привычный
— Люди пошли на комбинат. И мужчины, и такие, как ты, и даже женщины… Я видел и девушек-осетинок! Как отцы решились их отпустить? Целый день рядом с мужчинами. С незнакомыми! Я понимаю: не все плохо ведут себя, но и одна овца может всю отару испортить.
Он опять надолго умолк. Потом вдруг заявил:
— Тебя и то другим сделала эта жизнь, — он пытливо посмотрел на племянника. — Балованный стал. Я видел, как девушка тебя обнимала. Осетинка?! — укоризненно покачал он головой. — Я такой дочери и до вечера не дал бы дожить!
Руслана он не ругал. За что? Мужчина в ответе, если замужнюю тронет. Тут ему нечего ждать пощады, и жизни его лишат вполне законно… Но вот женщине, ей не может быть прощения! Таких надо тут же карать смертью: кто не заботится о чести фамилии, тот недостоин жизни.
Руслан не возразил. В чьей арбе едешь, тому и подпевай. К тому же он не знал, одного ли дяди Урузмага эта песня. Может быть, это песня всех мужчин, а следовательно, и его, Руслана. В этом он еще не разобрался. Это потом ему станет известно, что мужчина снисходителен к женщине, пока она его не опозорит. Если же она сошлась с кем-то другим, тут не жди прощения.
Но Надю дядя Урузмаг зря ругает. Она не такая, как он думает. Полюбила она. Многие месяцы молчала, скрывала свою любовь. И в чем ее винить?
— Знаешь, чем отличается лодырь от хорошего человека? — неожиданно вне связи с предыдущим спросил Урузмаг.
Руслан отрицательно покачал головой.
— Совести у него нет. Для него это так, чепуха. Ты замечал: хороший человек в дураках остается, а негодяй торжествует? Часто так бывает. Почему? Погоди, сам отвечу. Потому что негодяй, бездельник совершает такие поступки, которые настоящий человек никогда не совершит, так как считает их низкими, недостойными мужчины. Те врут, наговаривают, подначивают, а этим совесть не позволяет плохо поступать. Предки наши говорили: кто громче кричит, голос того по всему ущелью разносится. Не хотел бы слышать, а слова сами в уши влетают. Вот почему иной подлец торжествует…
…Теперь дорога шла мимо выстроившихся в ровные ряды одинаковых домиков. Видно, что хозяева очень старались, чтобы все — окна, деревья, заборы — выглядели близнецами и были строго выстроены по одной линии. Вдоль частокола и под окнами каждого дома непременно разбиты цветники.
— Ишь как тут живут, — кивнул на домики Урузмаг. — Помидоры, огурцы, картофель в город на базар везут. Большие деньги домой привозят. И цветы тоже продают. Много цветов. Разных. В горах таких нет. Семена, говорят, присылают им. — И опять возвратился к какой-то своей теме: — Вы на комбинате не бездельничали и другим не позволяли. И вон какие корпуса поставили. Быстро. А почему все и везде так не работают? Почему не заставляете? Посмотри, как в колхозах. Есть такие, что трудятся с утра до ночи, душу в дело вкладывают… А рядом — притворщики… Одни в десять раз больше людям дают, а другие и себя прокормить не могут…