Прикосновение

Ануфриев Александр Александрович

ДОЛГОРУКОВ. По сути, так оно и есть. Я знаю русскую генеалогию буквально по минутам. История ведь началась с подлога патриарха Филарета, когда мелкие дворяне продались ему за право иметь крепостных. Он тогда и уничтожил собственную грамоту 1613 года вместе со статьями об ограничении государственной власти и распорядился составить новую, где этих статей не было в помине. Так что, грамота, хранящаяся в архиве Москвы, не является оригиналом, поэтому Романовы взошли на трон через подлог. А дальше – и пошло, и поехало под откос.

НАТАЛЬЯ.

Браво, Петр Владимирович.

ДОЛГОРУКОВ. Вы дворянского рода, Ольга Сергеевна?

НАТАЛЬЯ. Я? Естественно.

ДОЛГОРУКОВ. Кавалерова, Кавалерова…А из какой губернии?

НАТАЛЬЯ. А вот не скажу. Да и стыдно признаваться. Глухая провинция.

ДОЛГОРУКОВ. Не из Вятской ли сторонки?

НАТАЛЬЯ. Нет. Но, насколько мне известно, в Вятке вас надолго запомнили. Вы ведь в ссылке там были?

ДОЛГОРУКОВ. Всё знает красавица. В ссылке, в ссылке.

НАТАЛЬЯ. Это правда, что вы там накормили собачатиной вятского губернатора и его свиту?

ДОЛГОРУКОВ. Ага, на прощание. Я даже собственного, любимого дога Гарди ради этого дела не пожалел. Уминали они мои пироги за обе щёки. Оленька, это была комедия высшей пробы. Я потом им шкуру Гарди показал.

НАТАЛЬЯ. Не побили вас?

ДОЛГОРУКОВ. Нет, не догнали они меня. Ускакал я. Это взяточники, пробы негде ставить. Всё прогнило в романовском королевстве.

НАТАЛЬЯ. А здесь?

ДОЛГОРУКОВ. Здесь как в раю. Особенно, в Ривьере, на Женевском озере, в Мантрё. Бывали там?

НАТАЛЬЯ. Конечно.

ДОЛГОРУКОВ. Это само сочетание, да? Контраст. Пальмы, виноградники, лебеди…И Альпы чудные напротив тебя. Альпы! Сказка. А на какой улице вы жили в Матрё?

НАТАЛЬЯ. Петр Владимирович, это уже похоже на допрос.

ДОЛГОРУКОВ. Нет, так хочется узнать, где ступала нога красавицы?

НАТАЛЬЯ. Да везде.

ДОЛГОРУКОВ. Значит, в Мантрё вы не были. А признайтесь, вас подослали ко мне? Вы – агент третьего отделения. А? расколол я вас?

НАТАЛЬЯ (поднимается с места). Ну знаете ли, это слишком. Всё, Петр Владимирович, мне пора. Приятно было с вами познакомиться и пообщаться.

ДОЛГОРУКОВ. Ольга Сергеевна, помилуйте, я сейчас встану на колени перед вами. Только не уходите. Ради бога, простите меня старика, полоумного князя. Ведь доносчики и шпионы вокруг.

НАТАЛЬЯ. А говорите: рай.

ДОЛГОРУКОВ. Достают меня, Оленька, здесь, достают, шепчутся, шипят за спиной, руки не подают, и будто бы не узнают, проходят мимо. Судите сами, царь-государь Николай Павлович ненавидел меня и сынок его Александр Николаевич ненавидит меня теперь люто. После выхода в Париже книги «Правда о России» мне присылали официальный вызов из третьего отделения за подписью моего кузена Василия Долгорукова. А я им фотографию свою в ответ отправил с припиской: «Можете эту фотографию сослать в Вятку или Нерчинск, по вашему выбору, а сам я – уж извините – в руки вашей полиции не попадусь и ей меня не поймать».

НАТАЛЬЯ. Слышала, вас лишили княжеского титула, прав, и состояния.

ДОЛГОРУКОВ. Да плевать хотел я на Сенат российский. И на вечное изгнание! Да мне всего дороже, например, ваш суд. Суд прекрасной дамы. Я-то ведь ему Александру Николаевичу, как человеку, такие предлагал проекты реформ! И промышленности, и сельского хозяйства, и политического переустройства. Если бы он хотя бы к одному проекту прислушался, внедрил его. Да мы бы Запад оставили в хвосте. А он их все в помойную корзину бросил. Мстительный сынок-то оказался.

Ничего, пусть только тронет моего Володеньку в России. Я тогда такое про него опубликую здесь! Он мигом с трона слетит верх тормашками. Так и передайте ему.

НАТАЛЬЯ. Кому? Петр Владимирович, вы забываетесь.

ДОЛГОРУКОВ. Это я образно, образно, Ольга Сергеевна. Накипело в душе, здесь в Швейцарии. Понимаете?

НАТАЛЬЯ. Понимаю.

ДОЛГОРУКОВ. Они забывают, холопы Александра Николаевича, из какого я рода. Из рода самих Долгоруковых, сломить нас невозможно. Они придушили в Париже на двадцать пятом номере мою газету «Будущность», но я восстал из пепла. Появились номера «Будильника», «Правдивого», потом «Листка». Они и их прикрыли, царские агенты. Верьте, выйдут новые газеты. Только вот поправлюсь в Берне и снова в бой.

НАТАЛЬЯ. От чего же вы здесь лечитесь, князь?

ДОЛГОРУКОВ. От тоски и одиночества. А ещё…(охает, хватается за сердце).

НАТАЛЬЯ. Что такое, Петр Владимирович?

ДОЛГОРУКОВ. Сердце прострелило, больно. Колет, колет…мне нужно принять лекарство, оно дома. Скорее.

НАТАЛЬЯ. Вам помочь?

ДОЛГОРУКОВ. Здесь рядом, Оленька (с трудом поднимается, опираясь на трость).

НАТАЛЬЯ. Я провожу вас.

ДОЛГОРУКОВ. Буду очень признателен, Ольга Сергеевна.

НАТАЛЬЯ (подхватывает князя под руку). Давайте потихонечку.

ДОЛГОРУКОВ. Спасибо. Берн теперь захлебнется в сплетнях и пошлейших заголовках..

НАТАЛЬЯ. Почему?

ДОЛГОРУКОВ. Новость-то какая: «Долгорукову, наконец, стало плохо». Или «Князь в объятьях красавицы».

НАТАЛЬЯ. Так уж и в объятьях?

ДОЛГОРУКОВ. Они всё придумают, преувеличат, эти ушлые, милейшие швейцарцы. Они фантазёры редкостные. Как мне надоели их фальшивые улыбки до ушей, лицемерие. Оленька, как я хочу обратно в Россию, в Санкт-Петербург. Пешком бы ушёл.

НАТАЛЬЯ. Кто же виноват.

ДОЛГОРУКОВ. Последнее время мне снится Невский, Исакий, наши мостики через каналы Невы, Зимний дворец. Я поеду умирать в Россию.

НАТАЛЬЯ. Вам ещё жить и жить.

ДОЛГОРУКОВ. Нет, сегодня – один из последних моих дней. Это я остро чувствую. И он послал мне вас, редкую красавицу. Я так благодарен судьбе.

НАТАЛЬЯ. Успокойтесь. Примите сейчас лекарство и будете жить.

ДОЛГОРУКОВ. Оля, всё проиграно в дым. У меня нет ни семьи, ни Отечества. И Герцен…я думал, что он настоящий друг, а он грязью облил меня. Пушкин точно говорил: «Что дружба? Легкий пыл похмелья».