Прикосновение
Шрифт:
Через открытую дверь доносится шум прибоя, удивительно громогласного для такого жаркого вечера. Несмотря на распахнутые окна, в столовой нечем дышать. Сидни хочется на пляж. Ей хочется погрузиться в воду и поплыть.
Три или четыре раза в жизни Сидни по-настоящему наслаждалась омаром. Каждый такой обед был скорее праздником, чем приемом пищи. Сегодня, однако, изысканная еда оставляет ее равнодушной. Она разламывает клешни, вилкой вынимает из них мясо. Жара похитила у нее аппетит.
Во время обеда Сидни обращает
— Мы просто влюбились в Портсмут, — говорит Венди. — Все эти кофейни и маленькие бутики.
— Толпа, — говорит Арт.
— Этот город преобразился в восьмидесятые, — замечает мистер Эдвардс. — До этого он мог похвастаться разве что верфями и грубостью нравов.
— Мы обедали на набережной, — говорит Венди. — Арт заказал чаудер [4] , а я жареных каламари [5] .
4
Густая похлебка из рыбы или моллюсков со свининой, сухарями и овощами.
5
Кальмары
— Почти невозможно припарковаться, — добавляет Арт.
— А потом мы гуляли по главной улице, и в одной из витрин я увидела эту лампу.
— Вы обязательно должны нам ее показать, — говорит мистер Эдвардс.
— Она упакована, — говорит Арт.
— Из Портсмута на пароме можно добраться до островов Шолс, — делится информацией Бен.
— Может, завтра так и сделаем? — произносит Венди в пространство.
— Так какие у тебя планы, Джефф? — спрашивает Арт, вытирая губы огромным бумажным полотенцем.
Джефф удивленно приподнимает светлую бровь.
— Преподавание, — дружелюбно отвечает он. — Осенью. А сейчас — научная работа.
— Преподавание чего? Что именно ты преподаешь?
— Постколониальная Восточная Африка, — говорит Джефф. — Геноцид в двадцатом веке.
— А почему не Ближний Восток? И не борьба с терроризмом?
Сверху Арт лысый, а во всех остальных местах волосатый. Из расстегнутого ворота его рубашки наружу рвутся пучки курчавых волос. Сидни пытается установить связь между этим человеком и мистером Эдвардсом. Ей это не удается. Она делает вывод, что друзьями здесь являются миссис Эдвардс и Венди. Похоже, запланированный на утро визит в Эмпорию, на местный блошиный рынок, обеим вскружил голову.
— Все мои бокалы оттуда, — говорит миссис Эдвардс, поднимая бокал на высокой ножке. — Я никогда не плачу больше двух долларов за один предмет.
Сидни тоже поднимает свой бокал и любуется тонкой ручной работой. Интересно, сколько лет этим бокалам и кому они раньше принадлежали?
— Он всех нас погубит, — с чувством произносит мистер
Вскоре после приезда Сидни узнала, что мистер Эдвардс изменил своим прежним политическим пристрастиям и что его обращение произошло во время борьбы, развернувшейся за президентское кресло. Похоже, миссис Эдвардс в предвкушении приезда сыновей каждый раз заново формирует и оформляет свои политические взгляды.
— Он нас отбросил на два века назад! — Сидни удивляет горячность мистера Эдвардса. — Два века!
По подсчетам Сидни они оказались в 1802 году. Она слаба в истории. А что, тогда было очень плохо?
— Ты думаешь, его могут переизбрать? — Арт встревожен.
Вилкой для омаров мистер Эдвардс пронзает воздух в направлении пакета из вощеной бумаги, в котором были доставлены уже готовые омары.
— Я бы проголосовал даже за вон тот (штрык) бумажный (штрык) пакет (штрык), если бы полагал, что это поможет нам от него избавиться.
Вспышки гнева у мистера Эдвардса случаются крайне редко. Поэтому все присутствующие почтительно молчат. Тишина, похоже, раздражает миссис Эдвардс, которая роняет металлические щипцы для омаров в глубокую жестяную миску, производя оглушительный грохот.
— Хлеба? — Сидни берет корзинку с хлебом и протягивает ее хозяйке.
Миссис Эдвардс молча смотрит на нее. Она не ест хлеба.
Издали доносится отчетливый, но тихий рокот.
— Фейерверк! — радуется Джули.
— Сегодня ночью будет сильный шторм, — доводит до сведения присутствующих Арт.
— Хорошо, — кивает мистер Эдвардс. — Это освежит воздух.
«Как будто воздух дурно пахнет», — думает Сидни.
(Сидни внезапно настигает запах Трои. Ей восемь или девять лет. Сверху, из комнаты ее бабушки, доносится запах лука. Он смешивается с выхлопными газами. Старая обивка пропитана сигаретным дымом. Отец курит «Мальборо», мать — «Вирджиния слимс». Иногда, вернувшись из школы, Сидни находит зажженные сигареты в пепельницах в ванной, возле кухонной раковины и в спальне родителей, где мать сидит за швейной машинкой. Она шьет дамские сумочки из шелка и хлопка неестественно ярких цветов, которые никогда не встречаются в природе. Ярко-розовые и темно-бирюзовые, ядовито-желтые и неоново-оранжевые сумочки. Мама тянется за сигаретой, одновременно здороваясь с Сидни. Верхняя губа покрывается морщинками, которые скоро станут постоянными.
— Тебе нравится? — спрашивает мама, держа на весу изображение фиолетового кабриолета, в котором размахивают красными руками женщины. Их головы повязаны ярко-синими шарфами. Видимо, это должно изображать свободу.
За окнами также буйство красок, в которых нет ничего естественного. Насыщенный розовый цвет вывески «Свиные отбивные». Красные шторы на медном карнизе в квартире напротив. Пожелтевшие жалюзи в офисе Дж. Ф. Райли, стоматолога. Надписи «Кодак», «Молсон», «Кент» на окне кондитерской на углу. Квартира занимает часть длинного сплошного ряда домов, идентичного другим рядам домов на улице, да и вообще в городе. Два окна смотрят на улицу, два выходят во двор. Солнце проникает только в первые два, на пару часов около полудня. Если ты его не застал, значит, тебе не повезло.