Прилив победы
Шрифт:
«Название очень подходящее».
Велисарий заскрежетал зубами.
«Я не в настроении шутить», — послал он ответный ментальный импульс Эйду.
«Кто шутит? О, посмотри, что они начинают разгружать с первой баржи!»
Поставленный в тупик Велисарий попытался догадаться, что так взбудоражило Эйда. При помощи одного из кранов, стоявших у причала, разгружали большую плетеную корзину, полную… колес ?»
«Это колеса для тачек, если я не ошибаюсь, — сказал Эйд. — Мы достаточно легко сможем собрать все остальное, учитывая то, чем мы здесь располагаем — если у нас будут колеса. Вероятно, это утроит скорость
За мыслями Эйда угадывалось несносное самодовольство.
«Я ведь предлагал тебе тачки на колесах, если ты помнишь. Но разве ты обратил внимание? Нет, нет. Я рад, что хоть кто-то не слеп. Если ты простишь мне это выражение».
К этому времени Менандр проводил Юстиниана с причала под навес, где ждали Велисарий и его офицеры.
Как только Юстиниан почувствовал, что находится среди них — как слепой чувствует подобные вещи, — то улыбнулся от уха до уха.
Велисарий был поражен. Пока Юстиниан оставался императором Рима, Велисарий мог вспомнить лишь несколько случаев, когда Юстиниан улыбался, и то очень тонко. И еще реже это происходило, когда Юстиниан стал главным юстициарием.
— Я думал, что ты забыл о тачках на колесах, — весело сказал Юстиниан. — Первое, о чем я спросил Менандра, когда он появился в Бароде. Он удивился, увидев меня, И еще больше удивился, когда я сказал ему, что пришло время начать перевозить судостроительную команду в Железный Треугольник.
Юстиниан повернул голову и обратил невидящие глазницы на Менандра, который, судя по всему, явно испытывал тревогу. Затем медленно повернулся так, чтобы «смотреть» на всех офицеров под навесом.
— О, прекратите хмуриться, — сказал он еще более весело. — К тому времени как Феодора обнаружит, что вы позволили мне прибыть на передовые линии, и, придя в ярость, отправит палача, чтобы казнить вас всех, уже пройдут месяцы. В любом случае, мы или все к тому времени будем мертвы, или пройдем победным маршем по Каушамби. Во втором случае я прикажу казнить палача за вмешательство в императорские военные дела. Я ведь могу это сделать. Поскольку я все еще главный юстициарий — и к тому же первый в истории, — то вполне могу делать все, что захочу.
Велисарию удалось не вздохнуть. Едва.
— Добро пожаловать в Железный Треугольник, Юстиниан.
— Спасибо. — Слепой, который кем только не был в жизни, но, казалось, больше всего полюбил ремесленничать, вопросительно склонил голову. — Скажи мне кое-что, Велисарий. Ты рад меня видеть?
Мгновение Велисарий думал над этим. Его мыслительному процессу помог Эйд.
«Не нужно быть полным идиотом».
— Да, — сказал полководец. — Я рад видеть тебя здесь. Подозреваю, что ты сильно понадобишься нам еще до того, как все закончится.
— Конечно, сами верфи будут перенесены в Бароду, — объяснял Юстиниан. Он откинулся на спинку стула и поставил осушенный кубок на ближайший стол, двигаясь в немного резкой манере слепого. — Если спросишь мое мнение, то ваше местное пиво не такое уж и плохое. Не хуже того, что я пил в Египте или Аксуме.
Велисарий нахмурился.
— В Бароду? А почему бы не оставить их в Асэбе? — Он уже взмахнул было рукой, но вспомнил, что Юстиниан не увидит его жест. — Я вижу преимущество в том, чтобы держать их поближе, но… перевозить всех твоих ремесленников и судостроителей, большинство из которых аксумиты…
— О, прекрати чрезмерно заботиться обо мне! — рявкнул Юстиниан. —
Велисарий все еще хмурился.
— Это вызовет кое-какие проблемы с Хусрау…
— Проблемы? — спросил Юстиниан. — Лучше скажи — бурю. Аксумиты потребуют сделать Бароду аксумским анклавом. Так же, как Чоупатти.
«Это имеет смысл, — высказал свое мнение Эйд. — С Бародой и Чоупатти — и, вероятно, до того как все это закончится они, захотят еще и часть Гуджарата. Тогда аксумиты получат…»
— Невозможно! — провозгласил Велисарий.
— Ерунда, — легко отмахнулся Юстиниан. — Аксумиты определенно могут заявить, что имеют на это право после всего, чем они пожертвовали ради Персии.
«Да, могут, — подтвердил Эйд. — Проклятые жадные персы! Хотят, чтобы все их спасали, и в то же самое время пытаются прибрать к своим рукам как можно больше. Самое малое, что они могут сделать для Аксума, — это отдать им Бароду. Конечно…»
Велисарий почувствовал, как перед ним открывается дипломатическая пропасть. Ярость арийского императора — естественно, именно Велисарию придется вести переговоры с Хусрау…
«…я понимаю, почему Хусрау будет чуточку раздражен и станет брюзжать. Персы — торговая нация, в отличие от индусов, поэтому ты увидишь: им не понравится, что, владея территорией между Чоупатти и Бародой — и Гуджаратом, — аксумиты получат что-то типа эксклюзивного права на торговлю в Эритрейском море».
Юстиниан запустил руку в свои одежды — все еще пурпурного императорского цвета, несмотря на то что с тех пор многое изменилось, — и достал запечатанный свиток.
— Кроме того, у тебя нет особого выбора. Когда я собирался уезжать, в Асэб прибыла Антонина. После того как у нас была возможность поговорить — о моих планах на более близко расположенные верфи, о ее планах на стабильность в Аксуме, — она написала кое-что для тебя. Она все изложила здесь, причем максимально четко.
В обычной ситуации Велисарий был бы счастлив получить письмо от Антонины. Но сейчас… Он осторожно протянул руку.
— Не нужно говорить, что она тверда в своем мнении.
И действительно. С мрачным видом читая письмо Антонины, Велисарий предвидел впереди нелегкие времена. Переговоры с персидскими союзниками, которые будут почти — не совсем, конечно, — такими же яростными, как сражения с малва.
Где-то на середине письма частью сознания он заметил, что в штаб ворвались Менандр и Эйсебий. (Штаб, к слову сказать, все еще оставался шатром. Сооружение постоянных строений происходило по всему Железному Треугольнику, но с учетом необходимости войны, а не личного комфорта офицеров. Хотя персы уже начинали шуметь, что для Хусрау, когда он прибудет с визитом, потребуется «надлежащая резиденция».) Но Велисарий не обращал внимания на произнесенные с горячностью слова или на то, как Менандр с Эйсебием размахивают руками над набросками, которые принес с собой Юстиниан. До тех пор, пока Эйд не вывел его из плохого настроения, отправив резкий ментальный импульс.