Прилив
Шрифт:
— Уладь дело с полицией, — сказал я Жерарду.
Затем улыбнулся и отвесил легкий поклон японцам, чей столик я сшиб. Официанты роились вокруг них, словно антитела, нахлынувшие к месту действия инфекции.
Фрэнки стояла внутри ресторана. Руки ее повисли вдоль туловища, губы побелели.
— Где Жан-Клод? — спросила она.
Я глубоко вздохнул.
— Ему пришлось убраться восвояси.
— Ты ударил его!
— Он первым нанес удар.
— Но ты схватил его за шиворот, — упорствовал Фрэнки. — Я видела.
«Ах, черт! — подумал я. — Несправедливо, до чего же несправедливо».
— Позволь мне объясниться, — попросил я.
Трогательные оправдания были коньком Мэри Эллен. В соответствии с байкой, которой Фрэнки кормили с младенческих лет, папочка добрый, но непредсказуемый: никогда нельзя знать, что он может выкинуть в следующее мгновение. И потому веселись со своим папочкой дорогая, но никогда, никогда не доверяй ему ни на йоту.
— Ты явился, чтобы все испортить. Мамочка предупреждала, что это в твоем духе. Она говорила, что я спятила, согласившись поработать у твоего друга.
Подошел Джастин.
— Все в порядке? — спросил он.
— Он задира, — пожаловалась Фрэнки.
— О, приехали, — неодобрительно, но вовсе не свирепо воскликнул Джастин. — Да ведь тот молодец первым ударил. Выпей-ка чего-нибудь.
— Джин и тоник, — не глядя на меня, решила Фрэнки. — Она знала, что я (да и Мэри Эллен тоже) не переношу, когда от нее пахнет спиртным.
Я все стоял там. Ребра мои были целы. Избегая глаз Джастина и смущенных взглядов экипажа «Ариадны», я обсосал костяшки пальцев, ободранные о щетину ухажера моей дочери.
— Твой друг, — отчеканил я, — затолкал Бьянку в камин. И пытался оттяпать мне пальцы спицами своего мотоцикла.
— Сожалею, что он упустил такую возможность, — в сердцах выдохнула Фрэнки и, залившись слезами, ринулась через бар к лестнице. Хлопнула дверь. А я стоял там, истекая кровью и душой. Ты выбит из колеи; ты потерял над собой контроль; ты делаешь то, чего от тебя и ждут.
«Сэвидж, — подумал я, — твоя жизнь — сплошные неприятности».
— Вот незадача, — сказал Джастин. — Я поступил бы также.
Его слова не утешили меня.
Кто-то покашливал под моим боком. Это был Жерард.
— Вы не пострадали? — спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
— Возникло некоторое затруднение...
— С полицией?
— Нет, с ними-то все улажено. Господин Тибо сказал... так вот, он сказал, что в его отсутствие все возникающие затруднения будете разрешать вы.
Глаза его смотрели встревоженно. Я кивнул.
— Так вот, женщина-посудомойка... ушла.
— Жизель?
— Она звонила, что не сможет прийти. У нас некому мыть посуду.
— А почему?
— У ее брата какие-то сложности. Она должна помочь ему. — Жерард вздохнул. — Это часто происходит.
Я тоже вздохнул:
— Где у вас фартуки?
— Простите?
— Фартуки!
Нынче вечером я только на то и был годен, чтобы мыть посуду.
— Пока вы не найдете кого-нибудь еще.
— Ну что ж, мы уходим, — сказал Джастин. — Поужинаем на яхте. Как правило, мы ненадолго отплываем каждый вечер.
Я локтями проложил дорогу к пружинной двери в испарения и суматоху кухни, устроился возле большой раковины и налил себе стакан столового бургундского шеф-повара. Часы показывали без пяти восемь. Я отыскал резиновые перчатки, чтобы предохранить мои израненные пальцы, и приступил к делу.
Гнев улетучился. «Дай Фрэнки время, чтобы остыть, — думал я. — Найди Жан-Клода и выясни, зачем он разыскивает Тибо».
Без пятнадцати десять груда больших тарелок была перемыта. Несмотря на перчатки, мои ободранные суставы ныли. Неожиданно возле моего плеча возник Жерард.
— К вам пришли, — сообщил он.
— Скажи, что я занят.
— Это господин Фьюлла.
— Так ему, должно быть, нужен Тибо?
Жерард отрицательно покачал головой.
— Нет, он именно с вами желает говорить.
Я вытер руки, снял фартук и вышел в зал ресторана.
За одним из столиков сидел невысокий человек. Перед ним стоял стакан минеральной воды. Его длинные седые волосы, словно львиная грива, были зачесаны назад от лица, цвета и текстуры очищенного от скорлупы грецкого ореха. Он сидел, откинувшись на спинку стула и уставясь своими черными, острыми, как два шила, глазами на фотографии Тибо в баре. Люди посматривали на него, и, чувствовалось, не потому, что знали, кто он, а потому, что человек этот был овеян некоей атмосферой, на которую просто невозможно не обратить внимания, как, скажем, на плавучий маяк.
Увидев меня, Фьюлла встал и пошел навстречу.
— Господин Сэвидж, — сказал он. — Я так много слышал о вас.
У него был грубый южный акцент.
— Послушайте, — продолжал он. — Я в затруднении, и мне нужна ваша помощь. Идемте.
— Но куда?
— Я хочу кое-что показать вам. Это займет не более часа.
Его маленькая рука схватила мою. Он направил меня к входной двери.
— Звонил Тибо, — сообщил Фьюлла. — Он вынужден уехать.
— Он сказал куда?
— Нет, конечно. Ведь это Тибо.
Посреди пешеходной аллеи незаконно сиял длинный черный автомобиль. Полицейский уже начал предъявлять претензии.
— Спокойно, сынок, — сказал ему Фьюлла.
Шофер распахнул дверцу.
— Садитесь, садитесь, — дважды повторил Фьюлла.
— Послушайте, — возразил я. — Меня работа ждет.
— Это ненадолго, — успокоил Фьюлла. — У меня есть новости для вас.
Я сел в машину, и меня объял запах дорогостоящей обшивки. Автомобиль заурчал, съехал с тротуара на дорогу и направился вдоль Старого порта, огибая его.