Приложения (Властелин колец)
Шрифт:
Но все же немало подданных Трора спаслось от огненной смерти, и последним покинул подгорные чертоги сам Трор со своим сыном Траином II. Они ушли на юг и надолго стали бездомными скитальцами; их участь разделили близкие родичи и стойкие приверженцы.
[…] После смерти Траина его сын Торин Дубощит унаследовал царский титул преемника Дарина, но это наследство никаких надежд не сулило. Девяноста пяти лет от роду, он был гномом в самом расцвете сил, однако же волей-неволей примирился с изгнанием и осел на северо-западе Эриадора. Он трудился не покладая рук, наладил торговлю и собрал немалое состояние; подданные его множились
Тянулись годы, и стылые уголья в сердце Торина раскалились вновь от неотступной думы об ущербе, причиненном их царскому роду, и о мести дракону, которая была ему завещана. Его огромный молот грохотал в кузнице, а ему слышались лязг оружия, поступь войска и боевой клич соратников. Но войско его было рассеяно, союзы нарушены, а секиры подданных наперечет, и безысходный гнев бушевал в нем, когда он ударял молотом по наковальне с раскаленным брусом.
Однако же случилось так, что нечаянная встреча Торина с Гэндальфом изменила судьбу династии Дарина и возымела еще другие, куда более важные последствия. Как-то раз (15 марта 2941 года) Торин, возвращаясь из торгового путешествия на запад, остановился на ночь в Пригорье. Там же оказался и Гендальф — на пути в Хоббитанию, где он уже двадцать лет не был. Он утомился и решил немного передохнуть.
Его тревожило многое, но особенно северные дела: он знал, что Саурон готовит войну и намерен, едва соберется с силами, напасть на Раздол. И только гномы Железногорья могли противостоять козням с востока: попыткам снова завладеть ангмарскими оплотами или захватить горные перевалы на севере. А рядом с гномами простиралась Драконья пустошь, и Смауг, чего доброго, станет в роковой час страшным орудием Саурона. Как же не мешкая разделаться с драконом?
Гэндальф сидел и размышлял над этим; тут-то перед ним и предстал Торин со словами: «Господин Гэндальф, я знаю тебя только с виду, но все же хотелось бы с тобой потолковать. Последнее время мне часто приходит на ум, что вроде бы надо тебя найти. Я бы так и сделал, да не знал, где искать».
Гэндальф удивленно посмотрел на него. «Странное дело, Торин Дубощит, — сказал он. — Я тоже думал о тебе и, хотя направляюсь в Хоббитанию, все же прикидываю, не проведать ли по пути тебя в твоих чертогах».
«Называй их так, если угодно, — сказал Торин. — Это всего лишь убогий приют изгнанника. Но коли ты к нам пожалуешь, мы будем тебе рады. Ибо известно, что ты мудр и знаешь больше всякого другого обо всем на свете, а я в большом смятении, и мне очень нужен твой совет».
«Я пожалую, — сказал Гэндальф. — Похоже, у нас есть одна общая забота. Меня тревожит дракон в недрах Эребора, и едва ли внук Трора о нем забыл».
Есть отдельный рассказ о последствиях этой встречи: о диковинном плане Гэндальфа в помощь Торину; о том, как Торин и его спутники добирались из Хоббитании до Одинокой горы; о том, какие великие и непредвиденные события случились из-за этого в будущем. Но здесь идет речь только о судьбах народа Дарина.
Дракона убил эсгаротский витязь Бэрд, но затем грянула битва в Приозерной долине: орки явились к Эребору, как только прослышали о возвращении гномов. В этой битве был смертельно ранен Торин Дубощит, и его схоронили в глубине Одинокой горы. Погибли также
Под осень того же 2941 года Гэндальф наконец убелил Сарумана и Светлый Совет очистить Дул-Гулдур, но Саурон оттуда исчез и объявился в Мордоре, неприступном, как он полагал, для всех его врагов. Так что когда разразилась война, главная опасность была на юге, но все равно длинная рука Саурона могла бы натворить больших бед в северных краях, не будь там у него на пути царя Даина и короля Бранда. Об этом и говорил Гэндальф много лет спустя Фродо и Гимли, когда они провели недолгое время вместе в Минас-Тирите. До Гондора как раз дошли известия издалека.
«Я горевал, когда погиб Торин, — молвил Гэндальф, — а теперь вот и Даин пал в бою на том же поле брани в Приозерной долине, пока мы сражались здесь. Конечно, это тяжкая утрата, но не удивительно ли, что в его преклонные годы он, говорят, орудовал секирой, как богатырь, стоя над телом короля Бранда у врат Эребора, и держался, покуда не сомкнулась тьма.
Однако все могло случиться иначе и кончиться куда хуже. Храня в памяти великую битву на Пеленнорской равнине, памятуйте и о сражениях в Приозерном крае, и о доблести народа Дарина. Подумайте о том, что могло бы быть. Огнедышащие драконы и дикая резня во всем Эриадоре, владычество мрака в Раздоле. И не видать бы Гондору государыни. А после победы здесь вернулись бы мы туда на развалины и на пепелища. Но этого не случилось, потому что Торин Дубощит встретился со мной в Пригорье однажды вечером на исходе весны. Всего-то какая-то случайная встреча, как говорят у нас в Средиземье».
Гимли, сын Глоина, прославился повсеместно, ибо он был одним из Девятерых Хранителей Кольца и всю войну прошел бок о бок с государем Элессаром. Его называли Другом эльфов, потому что они с Леголасом, сыном лесного царя Трандуила, любили друг друга крепче, чем братья, и еще потому, что он чтил превыше всех на свете Владычицу Галадриэль.
После низвержения Саурона Гимли привел на юг часть эреборских гномов и стал властителем Блистающих Пещер. Создания несравненного мастерства его народа есть и в Гондоре, и и Ристании. Для Минас-Тирита они изготовили стальные ворота с насечкой из мифрила взамен тех, которые сокрушил Царь ведьмак. Друг его Леголас тоже привел на юг своих лесных эльфов, и они поселились в Итилии, которая снова стала прекраснейшей из западных земель.
Но когда государь Элессар расстался с жизнью. Леголас последовал наконец велению сердца и уплыл за Океан.
Мы слышали, будто Леголас взял с собой Гимли, сына Глоина, ибо велика была их дружба — такой никогда не бывало у эльфа с гномом. Если это правда, то и впрямь небывалая: чтобы гном пожелал покинуть Средиземье ради какой бы то ни было любви, чтобы Эльдары его приняли как своего, чтобы Владыки Запада это позволили… Но говорят, что Гимли уплыл еще и потому, что желал снова узреть несказанную красоту Галадриэли, и может статься, она, государыня рода Эльдаров, добилась для него столь великой милости. Более об этом ничего не известно.