Шрифт:
Часть 1
1
март, 1976 г.
Безмятежную морозную тишину утра прорезал крик.
Ноэль Каммингс круто развернул велосипед, останавливаясь у ограждения, и прислушался. Одна обутая в кроссовку нога по-прежнему оставалась в плотном металлическом стремени педали, другая нерешительно свешивалась над тонкой бетонной опорой.
Ни звука.
С Гудзона налетал порывистый ледяной ветер, но он все равно опустил капюшон
По-прежнему ни звука.
Ветер, что ли, засвистел на полуразрушенном складе — там, справа, среди болтающихся листов железа? Может быть. А может, это просто ранний водитель слишком быстро свернул за угол внизу, на Вест-стрит, вот покрышки и заскрипели.
Ноэль прищурился, всматриваясь в проходящую внизу улицу сквозь ограждения эстакады Вест-сайдского шоссе. С тех пор как около года назад одна секция неподалеку отсюда обвалилась, шоссе перекрыли к югу от Тридцать четвёртой улицы. Точнее, перекрыли для легковых машин и грузовиков, но пешеходы продолжали им пользоваться. Однако ещё чаще им пользовались велосипедисты, вроде Ноэля, который этим ранним мартовским утром был здесь один. Внизу он мог различить кузов ползущей по улице мусорной машины.
Должно быть, просто показалось, решил он и снова надел капюшон.
На востоке, за отвесными, словно скалы, рядами зданий ночная тьма начала уступать место на горизонте бледному кобальту. Скоро рассвет.
Потом крик раздался снова. Даже в капюшоне Ноэль был уверен, что ему не послышалось. Крик был таким ясным, звучал так близко, что Ноэль смог определить направление — впереди и справа — и даже различить несколько испуганных слов: «Нет… не хотел».
На складе в окошке второго этажа замигал огонек — на одном уровне с Ноэлем. Крик тут же оборвался.
Ноэль метнулся через дорогу к правой обочине. Огонек мигал в третьем окне; как будто там жгли спички или держали на ветру зажигалку.
Потом Ноэль снова услышал голос: теперь в нём была мольба, он звучал тише и прерывистей, словно человек задыхался и пытался хватать ртом воздух.
Ноэль перегнулся через металлическое ограждение, силясь разглядеть, что происходит на складе. Мусор по всему полу, наполовину оторванные доски свисают с потолка и стен. Он различал лишь силуэты: первый отползал, пятясь, двое других угрожающе нависали над ним. Один из двоих вытягивал руку, сжимая в ней что-то остроконечное, и наносил удар за ударом, и за каждым следовал стон, вскрик, ещё одно «нет».
— Эй! Что там происходит? — заорал Ноэль. — Прекратите!
Огонек погас.
Из неожиданно восстановившейся тьмы кто-то ответил:
— Помогите! Пожалуйста! Они меня убивают!
— Прикончи его, — пробормотал кто-то.
— Помогите! — снова крикнул человек. — Пожалуйста!
Потом Ноэль услышал, как кто-то словно споткнулся о разбитое стекло. Тот человек сумел воспользоваться темнотой и сбежать?
Ноэль прикинул расстояние от ограждения до открытого окна — метра три. Прыгать слишком далеко. Если даже прыгнуть — приземляться придется на мусор и битое стекло. Стекло, которое блестело и трескалось под ногами силуэтов, отражая уличный свет. Он должен помочь. Но как?
— Я иду, — крикнул Ноэль. Он отцепил от руля тяжелый фонарь и швырнул в тот угол,
— …убираться отсюда, — услышал он один голос.
— Ты закончил? — спросил другой.
Битое стекло захрустело под несколькими парами ног. Потом снова вскрики, стоны.
Как же ему туда попасть?
— Оставьте его в покое! — заорал он.
До ближайшего спуска четверть мили. Ему придется рискнуть. Они теперь напуганы. Они уйдут.
Он ещё раз прокричал, что идет, потом развернул свой «Атала Гран-При» и рванулся на север, к Восемнадцатой улице, включая самую высокую скорость. За несколько секунд он разогнался так, что едва не пропустил поворот. Он свернул вправо, пронесся по разбитому бетону спуска, как лыжник по трамплину, а потом дорога так резко ушла вниз, что у него даже дыхание перехватило. Его внимание привлекли серые и белые полосы внизу — деревянные козлы полицейского заграждения. У него оставалась всего секунда, чтобы избежать столкновения. Он резко дернулся влево, почувствовал, как правая штанина зацепилась за что-то, и велосипед лёг почти параллельно дороге, но Ноэль сумел восстановить равновесие, резко повернул и заскользил по булыжной мостовой Вест-стрит между опорами эстакады. Мимо пронесся один ряд пакгаузов. Потом пустырь напротив Вестбет, телефонные лаборатории уступили место художественным студиям. Начался второй ряд пакгаузов, зловещё мерцающих в желтом свете ртутных фонарей.
Он беззвучно остановился. Что теперь?
Он ожидал увидеть убегающие фигуры, отъезжающую машину.
А вместо этого — абсолютно пустая улица, только блестит корочка льда, покрывающая булыжник. Господи! А он мчался по ней со скоростью сорок миль в час. Что теперь? Где-то там, наверху, раненый человек. Скорее всего, там же и те, кто его ранил. Что я тут делаю?
Он должен войти, найти этого человека, помочь ему. Но сначала надо так припарковать велосипед, чтобы они не заметили его, выходя. С другой стороны здания.
Он заметил один дверной проем на уровне мостовой: дверь выбита и болтается на одной петле, за ней — непроглядная тьма, как будто все внутри огорожено. Эта дверь не может вести наверх, подумал он. В любом случае, слишком похоже на ловушку. Дальше?
Он вспрыгнул на бетонную платформу, которой пользовались при разгрузке трейлеров. По внешней стене большими корявыми буквами было нацарапано: «Берегись. Там карманники».
«Там» были не просто карманники.
Широкая дверь гаража оказалась приподнята ровно настолько, чтобы под ней удалось пролезть. Ноэль наклонился и заглянул внутрь.
Внутри было светлее. Много места. Раньше в этих пакгаузах грузились суда, а пирсы выдавались в реку на сотни футов. Дальний край этого прогибался, как будто его сдавила чья-то гигантская рука. Темное небо на западе казалось светлее на фоне черных металлических тумб с рваными краями. По крайней мере, он увидит, если кто-нибудь попробует подойти.
Он проскользнул внутрь и сжался, давая глазам привыкнуть к полумраку. Никого. Сваленные в груду доски. Кругом ярко и холодно блестит стекло — или это лед? Хорошо, что он сегодня в кроссовках. Он услышит их раньше, чем они услышат его.