Примат воли
Шрифт:
– Копер здесь в качестве наблюдателя от Великих, – как-то даже виновато объяснил Доктор.
– Соглядатай, – кивнул я, припоминая, фразу, оброненную им по пути от тюремного двора, на котором меня расстреляли, к месту оживления.
– Да, я Соглядатай! – взвизгнул Копер. – Неужели вы думаете, что Великие, дав вам свободу воли, оставят вас без присмотра? Вы недооцениваете их мудрость, земляне!
– Веганец! – Лонгви, понаторевший, будучи Цезарем, в многочасовых выступлениях перед сенатом, легионами и просто толпой, умел обзываться не менее выспренно, а уж тон его при этом был в сотни раз обиднее. – Мы
– О, подлейшие! – голос Копера окончательно превратился в визг. – Вам ли судить меня? Мой народ осваивал Космос, когда ваши предки дрались каменными топорами с мамонтами, мерзли в пещерах, грязные и закутанные в шкуры, и были покрыты блохами и коростой, как паршивые овцы!
– Ого! – удивился Лонгви. – Ты предлагаешь не брать в расчет точность мысли, а просто отдавать приоритет правоты самому старшему?
– Да! Старший всегда мудрее. Чем дольше ты существуешь, тем опытнее становишься. Что, философ, нечего возразить?
– Почему же? – спокойно откликнулся Сократ. – Я предлагаю тебе скушать десятилетнюю корову. А мне, пожалуй, полугодовалого теленка.
– Мы сейчас не о еде говорим, а о разуме! Твое сравнение ни в какие ворота не лезет!
– Как и твои доводы относительно превосходства старого над новым, – парировал Мудрец. – Например, лично ты глупее половины земных деревьев. Не веришь? Пойди, поспорь с ними.
Почему-то эта фраза окончательно вывела Копера из себя. Он напрягся так, что под кожей проступили жилы, пальцы нервно изогнулись, в глазах заметались огоньки ярости. Я слегка подался вперед, потому что понял – прыгни он сейчас на Сократа, и схватки у них не будет. Силе веганца я удивлялся еще тогда, когда он нес мое тело по ночным улицам.
Но большеголовый не прыгнул. Потому что вместе со мной вперед подался и Леонид. Его пальцы, как и у Копера, напряглись, словно готовые сдавить что-то мертвой хваткой, мышцы на спине и ногах вздулись. Веганец не рискнул затевать драку. Его инстинкт самосохранения взял верх – очевидно было, что Леонид, три с половиной тысячелетия живший жизнью воина, этого инстинкта не имел и драться готов был до смерти, только подвернись повод. Веганец проиграл моральный поединок.
Это поняли все. Как поняли и то, что пора утихомирить разбушевавшиеся страсти. Первым высказался Доктор.
– Зря мы затеяли эту дискуссию, – с горечью сказал он. – Я ведь просил не начинать ее.
– Нельзя втянуть в дискуссию человека, который не желает дискутировать, – заметил Сократ. – Но слегка утихомириться действительно не помешает.
– Да, – сказал Леонид, расслабляясь. – Я так и не понял, в чем суть, Доктор.
– В каком смысле? – тот удивленно посмотрел на Воина.
– Ты сказал, что, кажется, добрался до сути. Я ее не вижу. Мы тут перемыли косточки Великим и всему человечеству, чуть не подрались. Лично я никогда не против хорошей драки, но мне до сих пор непонятно, в чем заключается наша миссия.
Он был прав. Я вынужден был признать, что ошибался, считая Леонида человеком недалекого ума. У него было как минимум одно замечательное качество – он умел выхватить из многого самое главное и не давал себе увлечься мелочами, чтобы это главное не выпустить. И в этом он превосходил всех, собравшихся в комнате.
– Действительно, – Доктор вынул из кармана часы и посмотрел на них. – Времени все меньше, а мы топчемся на одном месте. Вы не против, если я продолжу?
– Напрасный вопрос, – поддел его Сократ. – Упущенное время.
– Итак, мы разобрались, что такое лента Мебиуса, кто такие Великие и как они связаны с человечеством. Переходим к вашей миссии.
Для начала нужно понять, от чего зависит характер испытаний, которые выпадают на долю человечества в те моменты, когда лента обновляется. Дело в том, что, как я уже говорил, она проходит через четыре сектора, разбитых, в общей сложности, на триста шестьдесят сегментов. И каждый из них за что-то отвечает. Своего рода экспериментальная площадка мироздания. То есть, когда наступает пора обновления ленты, человечество сваливается в тот сегмент, через который в настоящий момент двигалось. Такая вот вселенская механика. И она не является выдумкой Великих, как овес не является выдумкой лошади.
– Их выдумка – лента Мебиуса? – уточнил Сократ.
– Нет. Они открыли ее, но, не смотря на долгое изучение, даже не до конца постигли свойства этого явления. В их силах лишь корректировать движение по ленте и помогать подопечным цивилизациям в периоды безвременья. Так вот. Нынешнее подновление ленты выпало на сектор воздуха, сегмент, экспериментирующий с живыми разумными существами, как материальными, так и нематериальными. Он условно называется Узилище, потому что доступ туда крайне сложен. Если бы все формы жизни и мысли, которые формируются в этом сегменте, свободно разбрелись по вселенной, поголовное сумасшествие постигло бы действительных обитателей всех галактик и звездных систем. Потому что в Узилище порой возникают такие существа, что даже самая изощренная фантазия перед ними пасует.
– Великие тоже сошли бы с ума? – усмехнулся Лонгви.
– Без сомнения, – подтвердил Доктор.
– Тогда каким образом эта информация стала им известна?
– В основном, с помощью приборов. Я ведь объяснял, что наука Великих ушла далеко вперед, и эфемерный мир секторов и сегментов для них столь же доступен, как и наш с вами – материальный. Теперь стало яснее, в чем заключается ваша миссия?
– Немного, – подтвердил Леонид. – С этими уродами нужно будет драться.
– В общем, верно, – Доктор снова посмотрел на часы. – У нас осталось полчаса. Постараюсь уложиться.
В свое время Великие вычислили, в каком сегменте произойдет очередной обрыв ленты и что потребуется человечеству, чтобы не сгинуть в период катаклизма. Согласно их расчетам, потребовались вы – все четверо. И вы были отобраны среди тогдашнего населения Земли – люди с лучшими задатками в своей области. Воин, чья стихия битва; маг, для которого границы материального мира границами не являются; мудрец, чей мозг способен в кратчайшие сроки проанализировать самую сложную проблему; и игрок, чья стихия азарт и риск, то есть человек, способный заразить окружающих любой идеей.