Прими день грядущий
Шрифт:
«Подонок», – подумала Женевьева, а вслух холодно спросила:
– Вы проиграли их на корабле, не так ли?
Последовавшее за этим красноречивое молчание только подтвердило ее догадку.
– Я думаю, мистеру Калпеперу это не понравится. Мистер Ратклиф, как только приедет мой муж, он оплатит проезд.
Теперь уже оба ее собеседника выглядели явно смущенными. На лице Пиггота впервые появилось искреннее сожаление.
– Калпепер умер, – пробормотал он.
– Что?!
– Мне сообщили, что Калпепер заболел болотной лихорадкой
Женевьева в изумлении покачала головой:
– Бывает же такое: я оказалась вдовой раньше, чем стала женой.
Она не могла оплакивать человека, которого даже никогда не видела. Единственное, что Женевьева сейчас чувствовала – это растерянность и нелепость создавшейся ситуации.
– Я уверена, Калпепер оставил мне наследство, – тем не менее, обратилась Женевьева к Ратклифу. – Так как мы были уже женаты к моменту его смерти, я имею право…
– Как бы не так, – с еще большей неловкостью произнес Пиггот. Он достал зубочистку и теперь растерянно теребил ее в руках. – Безусловно, Корнелиус Калпепер был хорошим, добрым человеком, но он не умел считать деньги и оставил кучу долгов. Все, что оставил ваш муж, уже изъято, за исключением маленькой фермы на западе Вирджинии. Я сам являюсь одним из кредиторов Калпепера. Судя по всему, мне придется продать Олбимарл, чтобы возместить убытки.
Женевьева без сил опустилась на какую-то корзину, плечи ее поникли.
– Ну и попала же я в переделку…
К ним подошел капитан Баттон; его обветренное загорелое лицо было печально.
– Примите мои соболезнования, миссис Калпепер, – сказал он.
Девушка через силу улыбнулась. Очевидно, капитан огорчен случившимся больше, чем она: ведь это ему не оплатили ее проезд. Однако Баттону не пришлось долго расстраиваться. Через минуту он уже с довольной улыбкой наблюдал, как Рурк Эдер отсчитывает деньги.
Женевьева, вне себя от возмущения, схватила Рурка за руку и закричала:
– Я не хочу быть обязанной вам!
Рурк невозмутимо кивнул:
– И не будешь. Давай считать это платой за мои старые ошибки.
Женевьева нахмурилась:
– Откуда это у вас появилось столько денег? Помнится, в первую нашу встречу у вас не было и двух монет.
Рурк промолчал, бросив быстрый взгляд на Пруденс, стоявшую около вещей. Но этого оказалось достаточно, чтобы Женевьева все поняла. В ту же минуту она страшно разозлилась на себя за то, что имела глупость жалеть Рурка Эдера.
– Так это Бримсби? – тихо спросила она. – Они оплатили вам за то, что вы женились на Пруденс?
Рурк вдруг страшно рассердился. Женевьева даже отступила назад от неожиданности: она еще ни разу не видела его в гневе. Тем не менее, девушка твердо смотрела Рурку в глаза, решив про себя, что не отвернется, даже если он ударит ее.
– Никогда больше не заговаривай об этом, – справившись с собой, тихо предупредил Рурк. – Никогда. Я буду Пруденс хорошим мужем. Что в этом плохого? – и, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел к жене.
Растерянная и сбитая с толку Женевьева направилась вслед за маленькой группой людей в пыльный пакгауз, из которого резко пахло высушенным табаком. Она даже не заметила, что Рурк снова оказался рядом с ней; в его глазах уже не было и следа гнева.
– Несмотря ни на что, я хочу, чтобы мы остались друзьями, – примирительно сказал он.
Женевьева ничего не ответила. Ее внимание было приковано к женщинам с корабля, которые стояли в пакгаузе, окруженные праздными зеваками.
– Словно скот на бойне, – заметил какой-то худой длиннолицый человек, одетый в старую охотничью рубашку и штаны из оленьей кожи. Он похлопал Рурка по плечу шляпой из серого меха и представился:
– Привет. Меня зовут Лютер Квейд. Я слышал, тебе нужно добраться до округа Олбимарл.
Мужчины разговорились, а Женевьева и Пруденс продолжали наблюдать за происходящим в пакгаузе.
Нужно сказать, картина была на редкость неприятной и унизительной. Женщины сбились в кучу и со страхом смотрели на мужчин, обступивших их тесным кольцом. И только Нел Вингфилд явно чувствовала себя в своей тарелке и даже приподняла юбку, чтобы продемонстрировать свои сильные ноги – так она поступала в лондонских доках.
Между тем, из массы мужских лиц, старых и молодых, чисто выбритых и заросших бородой, хмурых и улыбающихся, корабельному торговцу стали выкрикивать цены за женщин.
К Женевьеве подошел Генри Пиггот.
– Ты бы тоже предложила себя, – посоветовал он. – Тебе ведь потребуется хозяин… или муж.
Девушка, прищурившись, посмотрела на него и покачала головой:
– Нет.
– Но ведь у тебя ничего нет: ты одна и без гроша.
Женевьева гордо вскинула голову и твердо посмотрела Пигготу прямо в глаза:
– Да, я одна и без гроша, но у меня есть силы и умение трудиться. Я обязательно найду работу.
Пиггот с сомнением покачал головой:
– Боюсь, что здесь ты сможешь работать только лежа на спине.
Женевьева оставила без ответа его замечание, лихорадочно пытаясь что-нибудь придумать. Она заметила поблизости таверну под названием «У лебедя». Но захотят ли там взять на работу девушку из лондонских трущоб, только что сошедшую с корабля? И тут ее осенило; на лице Женевьевы появилась улыбка.
– Кажется, вы говорили, что Корнелиус Калпепер оставил клочок земли на Западе.
Пиггот кивнул:
– Да, в округе Олбимарл.
– Теперь, когда он умер, эта земля принадлежит мне, не так ли?
Настала очередь Пиггота нахмуриться.
– Да, но ненадолго: я собираюсь продать ее.
Девушка схватила его за руку.
– Позвольте мне обработать эту землю, мистер Пиггот. Я заплачу то, что вам причитается.
Пиггот фыркнул и принялся снова теребить свою зубочистку.
– Ты? Одна? Да что может знать о земледелии девчонка из лондонской таверны?