Прими день грядущий
Шрифт:
– Посидите со своим стариком, – весело приказала она. – А еще лучше, заберите сидр в гостиную и позвольте нам самим найти путь к спальне.
Женевьева сидела перед камином, прислушиваясь к тиканью часов и шуму устраивающегося на ночь наверху своего семейства.
Вот хлопнула входная дверь – это вернулся Хэнс; Женевьева надеялась, что он немного успокоился. Потом Люк окликнул брата, и мальчики устроили небольшую потасовку, пока резкий окрик Мими не остановил их.
Израэль по
Женевьева молча смотрела, как Рурк помешал в камине и подложил туда дров. Голубое пламя тут же мягко обволокло полено, и оно зашипело, нарушая тишину, овладевшую домом.
Сердце женщины было полно любовью к мужу, и она не переставала поражаться глубине этого чувства. Каждая минута, которую они проводили вместе, казалась ей маленьким чудом, которое необходимо оберегать и держать для полной сохранности ближе к сердцу. Эти незабываемые мгновения близости, а также дети, успехи фермы приносили в их жизнь ту полноту и завершенность, о которой Женевьева боялась и мечтать.
– Рурк…
Уловив нежное тепло в ее голосе, Рурк с улыбкой повернулся к жене. Она выразительно похлопала по дивану возле себя.
Рурк нежно обнял Женевьеву, вдыхая аромат ее волос, и, уткнувшись в шею, пробормотал:
– Дженни, любимая. Спасибо тебе.
Встряхнув кудрями, она покачала головой:
– Не стоит пока благодарить меня, Рурк. Я ведь тебе еще ничего не подарила.
Рурк засмеялся смехом счастливого человека:
– Ты уже и так дала мне все, о чем только может мечтать мужчина.
Он снова склонился над Женевьевой, но она слегка отодвинула его и, улыбаясь, вручила небольшой сверток, с написанными на нем словами: «Моему мужу».
Рурк медленно, растягивая удовольствие, развернул сверток и с удивлением извлек бокал. Он поднес его к глазам, и металл заблестел, отражая пламя в камине.
– Боже, какая красота! Но что такому медведю, как я, делать с этим бокалом?
– Что обычно делает джентльмен с бокалом? – Женевьева налила в него немного сидра и поднесла бокал к губам мужа. – Произнеси тост.
Рурк покорно поднял бокал и кивнул.
– За карточные игры, – провозгласил он своим необычным глубоким голосом.
Женевьева с удивлением посмотрела на мужа:
– Карточные игры? Но мы же…
– Тс-с… – прошептал он. – Это наш секрет. Ведь это карты привели тебя сюда, в Вирджинию, и, в конце концов, ко мне.
Рурк, улыбаясь, с удовольствием отхлебнул сидр. Женевьева покачала головой.
– Ты невозможен, – проговорила она, шутливо ударив его кулаком в грудь.
Рурк прикоснулся губами к ее виску.
– Ах, Дженни, интересно, я уже говорил сегодня, что люблю тебя? – он слегка нахмурился. – Нет, еще не говорил, и ни вчера, ни позавчера… Какой же я невнимательный!
– Нет, не говорил, – согласилась Женевьева. – Но совершенно необязательно слышать эти слова изо дня в день. Я и так знаю, что ты любишь меня. Я вижу это в каждой мелочи, которую ты для меня делаешь, в улыбках, принадлежащих мне одной, в том, как ты держишь меня за руку в церкви, и в том, как ты без конца хвастаешь моим умением управлять фермой.
Они страстно и нежно обнялись.
Неожиданно в дальней части дома снова заплакала Матильда, затем резко хлопнула задняя дверь. Этот звук заставил Рурка оцепенеть. Уже не впервые Хэнс исчезал ночью вместе с Матильдой, чтобы под звездами шептать малышке свои тайные мечты и желания.
Женевьева нахмурилась:
– Когда дело касается Хэнса, я чувствую себя совершенно беспомощной. Мальчик выглядит таким несчастным.
– Именно так, милая.
– Раньше все его проблемы заключались в содранном колене или упрямом пони. Я знала, как это уладить. Но теперь…
Рурк кивнул:
– Я чувствую то же самое. Но что мы можем поделать, Дженни? В наших силах только любить и направлять Хэнса. Мы не в состоянии прожить за него жизнь.
– Рурк, как ты думаешь, он догадывается? – неожиданно шепотом спросила Женевьева.
Рурк покачал головой.
– Конечно же, нет, – уверенно сказал он. – Мими не проронит ни слова, а Нел Вингфилд… Конечно, она не тот человек, которому можно верить на слово, но, к счастью, сейчас Нел находится в стороне от нашей жизни.
– У меня такое чувство, что я уже совершенно не знаю Хэнса. Почему он не поговорит с нами?
Рурк пожал плечами.
– Ему тринадцать лет. Он еще не мужчина, но уже и не мальчик. Может быть, самое верное – это оставить его в покое и дать время самому во всем разобраться. – Рурк обнял жену и крепко прижал ее к себе. – Давай хотя бы сегодня не будем об этом беспокоиться, Дженни.
Женевьева поцеловала мужа и пробормотала, вдыхая аромат его тела:
– Да. Пусть сегодня останемся только мы вдвоем.
Хэнс медленно поднимался по ступеням. Слова родителей до сих пор эхом отзывались в его голове. Он просто кипел от негодования. Почему они обсуждают его, держась за руки и сокрушаясь по поводу своей беспомощности? Ведь вся вина явно лежала на нем.
О чем это они там шептались? Что родители скрывали от него такое, что не осмеливался произнести острый, как бритва, язык Нел Вингфилд? Они явно боялись этого секрета – Хэнс понял это по их голосам. Он решил, что это как-то связано с его характером, с той дичинкой, с которой ему самому не удавалось справиться.