Принц Галлии
Шрифт:
— Да, еду. Но не с Симоном.
— И куда?
Эрнан загадочно усмехнулся:
— Есть одно деликатное дельце.
— Какое?
— Говорю же вам: деликатное.
Гастон поморщился:
— Небось, опять что-то затеваешь?
— Угу.
— И нам ничего не скажешь?
— Хоть убейте.
— Жаль, что ты уезжаешь, — отозвался Филипп. — Вот и Гастон колеблется — не поехать ли ему вместе с Симоном в Тараскон.
— Это правда, Гастон?
Тот неуверенно пожал плечами:
— Да вот думаю. Но еще не решил. Собственно говоря, делать
Эрнан понимающе кивнул:
— И то правда. Что тебе здесь делать, раз княжна Иверо в Калагорре.
Д’Альбре почему-то покраснел, а Симон хихикнул.
— Да, вот еще что, — сказал Эрнан после минутного молчания. — У меня к тебе одна просьба, Филипп.
— Какая?
— Отпусти со мной Монтини.
— Монтини? — Филипп оживился, но его взгляд не предвещал ничего хорошего. — Зачем он тебе?
— Во-первых, он смышленый парень. Да и вообще, человек явно незаурядный, если такая исключительная женщина, как Бланка, любила его.
В глазах Филиппа сверкнули молнии.
— Она не любила его! — категорически возразил он. — Я единственный.
Гастон и Симон обменялись насмешливыми взглядами.
— Черт тебя дери! — добродушно ухмыльнулся Эрнан. — Это, между прочим, еще одна причина, почему я хочу взять его с собой.
Филипп в смятении захлопал ресницами.
— Я не собираюсь причинять ему… Я не сделаю с ним ничего плохого.
— Ну да, конечно. Только и того, что больше месяца держишь его под арестом. В конце концов, ты доведешь бедного парня до помешательства. Он даже спит, как на иголках, ежеминутно вздрагивает при малейшем шуме, боится, что это ты явился самолично расквитаться с ним за ту прогулку нагишом по коридору. И его страхи не напрасны. У тебя аж руки чешутся прикончить его или, по меньшей мере, избить до полусмерти. Если бы не мы с Бланкой… Э-э, что и говорить! Пусть он поедет со мной — вдали друг от друга вы, надеюсь, чуток поостынете. Ну как, идет?
Филипп вздохнул:
— Да ладно уж, бери его с собой. На кой черт он мне сдался!
Гастон невесть почему захихикал, а кошка Марция, убедившись, что Шатофьер не буйствует, выбралась из-под дивана и возвратилась к Симону на колени.
Эрнан бегло оценил позицию на шахматной доске. Филипп играл белыми, но его положение было безнадежным.
— Что-то не видно здесь руки Бланки, — заметил он. — Кстати, а она где?
— У себя, — ответил Гастон. — С ней лекарь.
— Лекарь? — всполошился Эрнан. — Она заболела?
— Да нет, не беспокойся. Просто с утра ее затошнило. Филипп подозревает, что она беременна.
— А?! — пораженно воскликнул Эрнан. — У нас будет маленький Филиппчик?
— Или Елена, — как-то неуверенно промолвил Филипп.
Эрнан пристально поглядел на него и почесал затылок.
— Чтоб я сдох! — пробормотал он, мигом вскочил с кресла и опрометью выбежал из комнаты.
Симон поднял голову.
— Что его припекло?
— Отправился забирать
Щеки Филиппа заалели. Он в смущении потупил глаза.
— А почему он должен передумать? — спросил Симон, так ничего и не поняв.
Д’Альбре сокрушенно вздохнул и возвел гор'e очи.
— Однако ты наивен, дружок! Ведь ребенок может оказаться не его, а Монтини.
— Ах, вот оно что! — протяжно произнес Симон, глядя на удрученного Филиппа с искренним сочувствием, пониманием и в то же время с некоторым злорадством. — А разве Бланка не знает, чье это дитя?
— Да она сама еще дитя, и если бы не Филипп, ей бы в голову не пришло заподозрить неладное. Впрочем, Филипп тоже хорош. Вот уже семь недель кряду он каждую ночь спит с ней…
— Ну, и что с того? Я с Амелиной…
— Ой, не заливай! Уж ты с Амелиной явно не спал каждую ночь, особенно этим летом. И к твоему сведению. Если ты думаешь, что Амелина знает наверняка, чей у нее ребенок, то глубоко заблуждаешься. Черта с два она знает! Бедная сестренка просто разрывалась между любовью и супружеским долгом — сегодня с тобой, завтра с Филиппом. Где ей знать-то!
— Прекрати! — возмущенно воскликнул Симон, краснея от стыда. — Опять распустил язык! Ну, сколько можно, в самом-то деле?
— Сколько нужно, столько и можно. Мой язык — говорю, что хочу… Ладно, оставим это. Я вот что имел в виду: почти семь недель Филипп каждую ночь проводит у Бланки.
— И что тут такого?
Д’Альбре снова вздохнул и пустился в пространные рассуждения о месячных.
— Так почему Филипп сам не расспросил Бланку? — осведомился Симон, выслушав исчерпывающие разъяснения Гастона.
— В общем, это понять несложно. Он боится, что ребенок может быть от Монтини, и втайне надеется, что лекарь научит Бланку, как надо солгать, чтобы убедить его в обратном.
— Ага! — сказал Симон. — Теперь ясно.
Филипп еще больше смутился: Гастон будто прочел его самые сокровенные мысли.
Некоторое время все трое молчали, думая каждый о своем. Особенно горькими были думы Гастона — но об этом мы расскажем чуть позже и в надлежащем месте.
Наконец, в передней послышались быстрые шаги, затем дверь распахнулась и в гостиную вошла Бланка. Следом за ней, довольно ухмыляясь, шел Эрнан.
— Вот, Филипп, — сказал он. — Встретил по дороге твою Бланку с твоим дитем. Смертоубийство отменяется.
Филипп вскочил с кресла, кинулся к Бланке и обнял ее.
— Это правда?
— Правда, милый, — шепотом ответила она. — Мэтр объяснил мне, почему я не могла быть беременной до тебя.
Филипп облегченно вздохнул, вспомнив необычайную раздражительность Бланки в последние дни официальных торжеств, и еще крепче прижал ее к себе.
— Маленькая ты моя девочка! Кто бы мог подумать, что ты такая невежда… А ребенок будет?
— Мэтр не решается утверждать наверняка, но думает, что да.