Принц Галлии
Шрифт:
Филипп сдержанно поклонился:
— Я весь к вашим услугам, дон Альфонсо.
К ним приблизился падре Антонио. Лицо его выражало глубокое облегчение.
— Да благословит Бог ваше высочество, — сказал он. — Если бы не вы, эти дикари затеяли бы бойню. Само Провидение привело вас в наш дом.
— Ну, если вы считаете моего отца Провидением, то так оно и есть, — улыбнулся дон Альфонсо. — И между прочим. Как раз перед тем, как начался весь этот сыр-бор, нас пригласили к столу. Надеюсь, ужин еще не остыл.
Ужин прошел почти без разговоров. Лишь после того, как подали десерт,
— А вы весело проводите время, как я погляжу. И часто вы попадаете в такие истории?
— Да нет, — смущенно ответил Филипп. — Это впервые.
— И, небось, только потому, что остолопы, вроде братьев де Сан-Хуан, большая редкость в этих Богом забытых краях. Если я не ошибаюсь, скоро исполнится год, как вы перебрались сюда из Сантандера. Вам здесь еще не наскучило?
Филипп нахмурился и промолчал.
Тогда дон Альфонсо попытался подступиться к нему с другой стороны:
— И вообще, я не могу понять, как вам удается управлять графством из этой глуши.
— И все-таки удается, — немного оживился Филипп. — Притом весьма успешно. Сейчас дела в Кантабрии обстоят как никогда хорошо. Можете сами убедиться. — Он повернулся к падре, который молча слушал их разговор: — Дон Антонио, каков был общий доход графства за прошлый год? Хотя бы приблизительно. И в галльских скудо, пожалуйста.
— Тридцать три тысячи восемьсот пятьдесят один скудо и девять сольдо, — тот же час ответил преподобный отец. — Вчера я просматривал отчеты, поэтому помню точную цифру.
На лице дона Альфонсо появилось выражение искреннего удивления.
— Тридцать три тысячи скудо? Не может быть! Мои личные владения, а они почти вдвое больше Кантабрии, даже в лучшие годы не приносили столько прибыли.
— Тем не менее, таков мой доход за минувший год, — с самодовольной улыбкой констатировал Филипп и вновь обратился к падре: — Какая часть этой суммы была истрачена на содержание замков, войска, чиновников и слуг, снаряжение кораблей, расширение хозяйства — ну, и на все прочее?
— Ни единого динара, монсеньор.
— Как же так?
— Вы забыли, что еще с позапрошлого года в вашей казне оставалось не востребованными свыше пятнадцати тысяч скудо. Из них семь я ссудил под проценты евреям Шимону из Мадрида и Ицхаку из Билибао, а оставшиеся восемь тысяч пошли на уплату налога в королевскую казну и на текущие расходы. Две недели назад был получен первый взнос от упомянутых мной ростовщиков. Вот на эти деньги мы сейчас и живем.
— Таким образом, — произнес Филипп, с улыбкой глядя на озадаченного дона Альфонсо, — в данный момент активное сальдо моей казны превышает тридцать тысяч скудо — целая гора золота, которая просто лежит в моих сундуках… Э, нет, преподобный отец качает головой. Видимо, нашел еще несколько евреев, чтобы дать им ссуду под грабительские проценты… Нет?… Ах, да, вспомнил — индийские пряности. По подсчетам дона Антонио, в течение следующих двух лет эти вложения принесут полтораста тысяч чистой прибыли. Правда, это довольно рискованное предприятие, зато очень выгодное. Так что риск оправдан… Гм, я сказал что-то смешное, дон Альфонсо?
Кастильский принц действительно украдкой ухмылялся, и это не ускользнуло от внимания Филиппа.
— Прошу прощения, — немного смущенно ответил дон Альфонсо. — Я просто подумал, что вы чертовски ловко перевели разговор со своей персоны на хозяйственные дела. Знаете, дон Фелипе… Да, кстати. Мне кажется, что мы чересчур официальны. Девять лет — не такая большая разница в возрасте, чтобы помешать нам называть друг друга кузенами.
Филипп улыбнулся ему в ответ:
— Полностью согласен с вами, кузен. В конце концов, мы троюродные братья.
— Значит, договорились, — удовлетворенно произнес дон Альфонсо. — Так вот, дорогой мой кузен Аквитанский, я просил бы вас не притворяться, будто вы не догадываетесь о цели моего визита. За минувший год мой отец трижды писал вам, приглашая в Толедо, но всякий раз вы под благовидным предлогом откладывали свой приезд. Наконец его терпение иссякло, и он поручил мне во что бы то ни стало вытащить вас из этой дыры и привезти с собой. Между прочим, преподобный Антонио тоже считает, что вам пора переменить обстановку.
Филипп нахмурился.
— Право, кузен, я очень тронут такой заботой обо мне, но…
— Никаких возражений я не принимаю, — категорически заявил дон Альфонсо. — Я не позволю вам быть преступником.
— Преступником? — удивленно переспросил Филипп.
— Да, да! В ваши-то годы, при вашем-то положении, с вашим-то богатством прозябать здесь, в глуши, ублажая неотесанных провинциальных дам и девиц, это и есть самое настоящее преступление! Вы не приняли предложение короля Робера поселиться в Тулузе, где ваше место как первого принца Галлии; что ж, я понимаю, у вас были для этого веские основания — вы не хотели ставить своего дядю в неловкое положение, ухудшая его отношения с вашим отцом. Но у вас нет причин отказываться от переезда в Толедо — ведь вы еще и граф Кантабрийский, гранд Кастилии, то есть вы обязаны наравне с другими вельможами принимать участие в управлении всем нашим государством… Короче говоря, — подвел итог кастильский принц, — отец велел мне без вас не возвращаться. И я исполню его волю, хотите вы того или нет. Уж поверьте, я умею убеждать.
Дон Альфонсо действительно умел убеждать, и спустя неделю после этого разговора шестнадцатилетний Филипп Аквитанский, граф Кантабрии и Андорры, младший сын герцога и внук галльского короля, отправился вместе со своим кастильским кузеном на юг, в Толедо — столицу объединенного королевства Кастилии и Леона.
Юноша, которому впоследствии было суждено золотыми буквами вписать свое имя на скрижалях истории, перевернул следующую страницу своей бурной биографии.
Глава II
Происхождение
Хотя Филипп родился в богатой и знатной семье, даже слышком богатой и знатной, его детство не было безоблачным, и с малых лет ему пришлось испить горькую чашу несправедливости.
Он был единственным ребенком герцога от второго брака с Изабеллой Галльской, дочерью короля Робера II; единственным его ребенком, рожденным в любви. Однако появление на свет третьего сына не принесло радости в дом герцога — но только скорбь и печаль. Герцогиня была еще слишком юна для материнства, так что известие о ее беременности отнюдь не привело герцога в восторг, а главный придворный медик семьи Аквитанских с самого начала был полон дурных предчувствий. И предчувствия эти, как оказалось впоследствии, полностью оправдались.