Принц и Ницше, или Всегда говори «никогда»
Шрифт:
– Нисколько. Ступай.
Бабушка как будто сняла серьезную маску – улыбка преобразила ее лицо: морщинки разгладились, глаза заблестели крапинками карих искр, седина заиграла пепельными переливами. И только правая рука осталась старой, чуть распухшей и отталкивающе синей.
– Хорошо. До свидания!
Алена, всегда по-деловому стоящая на своем – «сделал услугу – получи плату», решила просто оставить деньги где-то среди прижимистых теней прихожей, когда нанесет визит в следующий
– Пока! – бабушка, преисполненная теплоты и добра, махнула «молодой» рукой.
– Я провожу, – предложил возникший в дверях зала Вова. – Как настоящий белый офицер. А потом застрелюсь из-за неловкой ситуации с твоим падением.
– Пусть проводит, ты пока слаба. Это пройдет через десять минут, – напутствовала бабушка. – Мне можно верить. Вовану – через раз. Вот съешь конфетку, когда окажешься на улице.
На обертке конфеты, протянутой бабой Томой, среди лесной дремучей чащи мчались верхом на огромном волке красавица Аленушка и удалой Царевич.
– Хорошо, – деликатно улыбалась Алена, скромное угощение приняв.
Бабушка ушла в зал, шаркая подошвами домашних тапочек, и включила телевизор, а Алена медлила, остановившись в тускловатой, матовой прихожей, уже защелкнув застежки на туфлях, выглядевших светящимся сокровищем в затхлой пещере постхрущевской эпохи. Алена засмотрелась на мятую футболку, брошенную на пуфике в коридоре.
– А вот и белый кролик, – кивнула она. На черной футболке красовался плейбоевский кроль.
– Нет. Это не твой, – Вова поднял футболку и растянул изображение, как пиратский флаг. – Это просто бабушкина футболка. Нужно найти другого. Хотя хорошо, что ты помнишь об этом. Это самый простой и короткий путь.
Сонная дверь отворилась, ребята вышли из квартиры согласно правилам этикета. Лестничная клетка дышала окном настежь. Молчала перегоревшая лампочка. Откуда-то снизу раздалось гоготание малолетних жителей, облепивших ступени нижних этажей. Подозрительная этика вечерних подъездов.
Палец нажал на круглую кнопку, кабину для перемещений сверху вниз к появлению призвав. Надменная машина взбунтовалась против воли человека – лифт не приехал.
– Пойдем пешочком, тут лифт часто ломается.
Алена, вздохнув, согласилась.
– Бабушка рассказала, что ты интересно проводишь время, – сказала Алена, рассматривая юный росчерк иероглифов на стене.
Она шла впереди по ступеням лестницы вниз, подвесив тонкий намек в воздухе позади себя. Вова подхватил его.
– Очень интересно. Увлекательно и разносторонне. И что, посоветовала со мной тусануть?
Вова шел сзади, посматривая за грациозными движениями стройных голых Алениных ног и покачивающимся в темноте парусом платья.
– Что-то вроде.
– Ну
– А бывают небезопасные? – неподдельно заинтересовалась Алена.
– Ты не поверишь, – со знанием дела утверждал Вова.
– Ладно. Вот мой номер.
Алена протянула Вове глянцевую визитку, шелково приятную наощупь, с золотым переливом фона и номером телефона с семью семерками в конце.
– Вальпургиева, – артистично прочел вслух Вова. – Вот и буква «В». Годная фамилия. Отсюда и Вальпа.
– Ага, – Алена подмигнула, обходя замолчавшую юную компанию, рассевшуюся на прохладных ступенях и по привычке пивные бутылки попрятавшую.
Молодые люди вышли из подъезда. Коты отчаянно дрались под машинами, алкаши во дворе смеялись, матерились и падали, Луна смотрела на все снисходительно, аккуратно сбивая мачты антенн на крышах засыпающих домов. Из окна стоящего неподалеку автомобиля, оккупированного другой юной компанией, доносилась музыка: «В ее снах слезы и свет, ее песня одна строка…»
Вова проводил Алену до ее мерседеса, подчеркнуто плохо припаркованного между тернистыми кустарниками. Над крышей его нависала уютная крона волнительного клена. Бормотали спящие листья. Мелодично напевали цикады. И сердце лета тихо шептало о.
– Зачем тебе все это? – с тонким сомнением в голосе спросил Вова на прощание.
– Хочу разобраться, – многозначно ответила Алена.
В ее словах читалась насыщенная объемными, практически осязаемыми образами безысходная усталость от чего-то.
– С чем?
– Ты же медиум, ты знаешь.
– Женский разум слишком сложен и противоречив даже для медиумов, – Вова пожал плечами.
– Хочу понять, что идет не так и как это исправить. У меня чувство, что жизнь теряет краски, а я слабею. Я не понимаю, что происходит. И с каждым днем все хуже и хуже. Врачи ничего не находят, а меня как будто что-то медленно душит и убивает, иссушает меня, высасывает из меня жизнь.
Красивый голос Алены наполнился обидной, мучительной безысходностью.
– Понял. Но будь осторожна с бабушкиными подковерными играми, она, как и все женщины, коварна.
– Приму к сведению, – искристо усмехнулась заочному комплименту Алена, извлекла конфету из упаковки и закинула ее тающую половину меж белоснежных зубов.
– А самое главное, знай меру. Копаясь в себе, можно выкопать яму, из которой потом не сможешь выбраться. Пока.
– Благодарю за инструктаж. Пока-пока, – прожевав сласть, произнесла Алена.
Она села в мерседес с тремя семерками в номере, по-братски обнятых буквами «ЕКХ», и умчалась в ночь.