Принц и нищий [Издание 1941 г.]
Шрифт:
— Если он твой брат, у тебя в самом деле жестокое сердце, мальчик! Как тебе не стыдно! Ведь он не может двинуть ни рукой, ни ногой! Если он не брат твой, кто же он такой?
— Нищий и вор! Он взял у тебя деньги и в это самое время залез тебе в карман. Если хочешь излечить его чудом, пусть твоя палка прогуляется по его плечам — в остальном можешь положиться на бога.
Но Гуго не стал дожидаться чуда. В один миг он вскочил на ноги и умчался, как ветер, а прохожий за ним, крича во все горло. Король, горячо поблагодарив небо за собственное избавление, побежал в противоположную сторону и не умерял шага, пока не очутился вне опасности. Он свернул на первую попавшуюся дорогу и скоро оставил деревню далеко за собой. Несколько часов он торопливо шел, поминутно с тревогой оглядываясь, не гонятся ли за ним, но наконец он перестал бояться, и радостное сознание безопасности охватило
Разгневанный и оскорбленный, он зашагал по дороге вперед, решив, что больше он не станет подвергать себя таким унижениям. Но голод сильнее гордости, и под вечер он еще раз попытался найти приют на ферме; здесь его, однако, приняли еще хуже: изругали и посулили арестовать как бродягу, если он не уберется сейчас же.
Наступила ночь, темная и холодная. А король все еще ковылял на усталых ногах. Ему поневоле приходилось итти не отдыхая, так как, лишь только он присаживался на минуту, холод пронизывал его до костей. Все эти ощущения и впечатления во время странствия в торжественном мраке по пустынным дорогам и полям были для него новы и странны. По временам он слышал голоса; они приближались, звучали совсем близко и постепенно пропадали. Он не мог рассмотреть людей, а видел только неясные, скользящие тени, и в этом было что-то призрачное, жуткое, и он вздрагивал от страха. Иногда он видел мерцающий свет — вдали, словно в ином мире; иногда слышал звяканье колокольчиков овечьего стада — далекое, глухое, неясное; заглушенное мычание коров, долетавшее до него с ночным ветром, было полно уныния; по временам из-за невидимых; полей и лесов доносился жалобный собачий вой. И маленькому королю казалось, что все живое далеко от него, что он стоит одинокий, затерянный в самом центре беспредельной пустыни.
Спотыкаясь, он шел все вперед. Мрачное обаяние этих новых впечатлений охватило его. Порою над головой у него чуть слышно шелестела сухая листва; он вздрагивал от этого шороха; ему казалось, что это шепчутся какие-то люди. Шел он, шел, и наконец неожиданно увидел вблизи свет жестяного фонаря. Он отступил назад в тень и ждал, что будет. Фонарь стоял возле риги, у отворенной двери. Король подождал немного — ни звука, ни шороха. Он так озяб, а гостеприимная рига так манила к себе, что он наконец решил войти. Он быстро, бесшумно прокрался к двери и как раз в ту минуту, как он переступил порог, услыхал за собою голоса.
Бесшумно прокрался к двери.
Он поскорее юркнул за бочку и присел на корточки. Вошли два батрака с фонарем и принялись за работу, болтая. Пока они ходили с фонарем, король успел осмотреть внутренность риги и, заметив на другом конце ее что-то вроде большого стойла, решил добраться до него, когда останется один. Он заметил также, что на полдороге к стойлу лежит груда попон, и решил заставить их послужить этой ночью английской короне.
Батраки кончили работать и ушли с фонарем, заперев за собою дверь. Дрожавший от холода король поспешно добрался до попон; захватил их, сколько мог, и затем благополучно проскользнул к стойлу. Из двух попон он устроил себе постель, а остальными двумя укрылся. Теперь он был счастливым королем, хотя его одеяла были стары, тонки и не очень грели, да вдобавок от них еще противню пахло лошадиным потом.
Король продрог, его мучил голод, но все же он так устал, что вскоре его охватила дремота. Но как раз в ту минуту, когда он готов был заснуть по-настоящему, он ясно почувствовал, что кто-то дотронулся до него! Он сразу проснулся и перестал дышать. У него чуть сердце не лопнуло, так испугало его это таинственное прикосновение в темноте. Он лежал неподвижно и прислушивался едва дыша. Но все было безмолвно и недвижимо. Он слушал, как ему казалось, очень долго, но все попрежнему было безмолвно и недвижимо. Он опять погрузился в дремоту, но вдруг снова ощутил таинственное прикосновение. Как ужасно прикосновение чего-то беззвучного и невидимого! Мальчик почувствовал безумный страх. Что ему делать? Покинуть это довольно удобное ложе и бежать от неведомого врага? Но куда бежать? Из риги все равно выбраться нельзя, — она заперта; а бродить в темноте из угла в угол в четырех стенах, как в тюрьме, когда за вами скользит неведомый призрак, который может каждую минуту дотронуться до вашего плеча или руки, — нет, это еще страшнее. Но лежать здесь всю ночь, умирая от страха, разве это лучше? Нет! Что же тогда делать? Оставалось только одно, — он хорошо знал, что оставалось сделать, — надо протянуть руку и узнать наконец, кто к нему прикасался.
Это легко было подумать, но трудно выполнить. Три раза он робко протягивал руку впотьмах и тотчас же судорожно отдергивал назад, — не потому, что она прикоснулась уже к чему-нибудь, а потому, что он чувствовал, что она сейчас к чему-нибудь прикоснется. Но на четвертый раз он протянул руку немного дальше, и рука его слегка дотронулась до чего-то теплого и мягкого. Он окаменел от ужаса, — ум его был в таком состоянии, что ему почудилось, будто перед ним еще не остывший мертвец. Он подумал, что скорее умрет, чем дотронется до него еще раз. Но он ошибся, не зная непобедимой силы человеческого любопытства. Скоро его рука дрожа уже опять тянулась в ту сторону, — наперекор его решению, почти против воли, но все же настойчиво тянулась. Он нащупал пучок длинных волос. Он вздрогнул, но провел рукой по волосам и дотронулся до чего-то, похожего на теплую веревку; провел рукой по веревке и нащупал невиннейшего теленка! Веревка была вовсе не веревкой, а телячьим хвостом.
Королю стало стыдно перед самим собою за то, что он натерпелся столько страхов и мучений из-за таких пустяков; но ему нечего было особенно стыдиться, — он ведь испугался не теленка, а чего-то страшного, несуществующего, что он представил себе вместо теленка; всякий бы другой мальчик в те суеверные времена испугался бы не меньше его.
Король был в восторге не только оттого, что страшное чудовище оказалось простым теленком, но и оттого, что у него нашелся товарищ; он чувствовал себя таким одиноким и покинутым, что даже близость этого смиренного животного была ему отрадна. Люди так обижали его, так грубо с ним обходились, что для него было поистине утешением наконец иметь возле себя товарища, у которого хотя и нет глубокого ума, но по крайней мере доброе сердце и кроткий нрав. Он решил позабыть о своем высоком сане и подружиться с теленком.
Поглаживая рукой его теплую гладкую спинку, — теленок лежал совсем близко, — король сообразил, что теленок может принести ему пользу. Он взял свою постель и положил ее на пол рядом с теленком; потом свернулся клубочком, положив голову на спину теленка, потом натянул попону на себя и на своего друга, и через минуту ему было так же тепло и удобно, как на пуховиках в королевском дворце в Вестминстере.
И сразу пришли приятные мысли; жизнь стала казаться радостнее. Теперь он избавлен от неволи и преступления, избавлен от общества низких и грубых бродяг. Он нашел кров, ему тепло, словом — он счастлив. Дул ночной ветер; налетал порывами, от которых дрожала и тряслась старая рига; замирал, потом снова стонал и выл по углам и под крышей; но все это было музыкой для короля теперь, когда ему стало хорошо и удобно: пусть дует и злится ветер, пусть плачет и свистит, и стонет, — ему было все равно. Он только сильнее прижимался к своему другу, наслаждаясь теплом, и незаметно уснул блаженным сном без сновидений, ясным и мирным. Вдали выли собаки, печально мычали коровы, бушевал ветер, дождь яростно стучал по крыше, а его величество, властитель Англии, спокойно спал, и рядом с ним спал теленок, простое создание, не стесняющееся спать рядом с королем.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Король у крестьян.
Проснувшись рано утром, король заметил, что мокрая, но догадливая крыса прокралась ночью к нему и приютилась у него на груди. Когда он пошевелился, крыса убежала. Мальчик с улыбкой сказал:
— Глупая, чего ты боишься? Я такой же бездомный, как ты. Стыдно мне было бы обидеть беззащитного, когда я сам так беззащитен. Я признателен тебе за доброе предзнаменование, потому что, когда король опустился так низко, что даже крысы укладываются спать у него на груди, — это верный признак, что скоро судьба его должна измениться, так как ясно, что ниже упасть нельзя.
Он встал, вышел из стойла и в ту же минуту услышал детские голоса. Дверь сарая отворилась, и вошли две маленькие девочки. Заметив его, они сразу перестали болтать и смеяться и остановились как вкопанные, разглядывая его с большим любопытством; потом начали шептаться; потом подошли ближе и опять остановились; опять поглядели на него и зашептались. Мало-помалу они набрались храбрости и начали говорить о нем довольно громко. Одна сказала:
— У него лицо красивое.
Другая прибавила: