Принц Лестат

Райс Энн

Сиврейн поднялась нам навстречу из-за длинного и тяжелого деревянного стола с резными ножками. Да, наверняка это была она. Именно эту величественную древнюю бессмертную я видел у выхода из парижских подземелий.

Ее стройную фигуру облекало одеяние в древнеримском стиле: длинная туника из полупрозрачной розовой ткани, под высокой красивой грудью перевитая золочеными лентами, что завязывались на талии. Грива пышных белокурых волос придавала ей нечто скандинавское, а светло-голубые глаза лишь усиливали это впечатление. Крепкая и крупнокостная, Сиврейн тем не менее была великолепно сложена и отличалась совершенством во всем, вплоть до длинных тонких пальцев и роскошных обнаженных рук.

Однако

не успел я толком вобрать в себя это чудо, это дивное видение, это волшебное существо, что протянуло к нам руки и пригласило садиться, как внимание мое привлекли две фигуры по бокам от нее. Первая – вампирша, которую я точно знал, но никак не мог вспомнить: женщина в самом расцвете зрелой красоты с поразительно длинными темно-пепельными волосами и умным живым взглядом. А вторая – дух!

Я сразу же понял, что это дух, однако он ничем не напоминал привидения, которые мне случалось видеть вблизи прежде. Он окружил себя самыми настоящими физическими частицами – из пыли, из воздуха, из свободно витающих кусочков материи, непостижимым образом создав из них подобие тела. Причем эти частицы так плотно притягивались друг к другу, что твердая физическая оболочка духа позволяла ему носить человеческую одежду.

Этим он решительно отличался от всех призраков, духов и привидений, которых я знавал ранее. А я повидал немало могущественных призраков и духов – в том числе духа, что называл себя Мемнохом-Дьяволом – в самых разных обличьях. Однако все они были галлюцинациями, а одежда их являлась всего лишь частью общей иллюзии, равно как и запах крови, пота или даже стук сердца. Если им случалось курить сигарету, пить виски или издавать звук шагов – все это входило в состав туманного морока. Картина в целом неизменно отличалась по плотности и структуре от окружающего мира – того мира, где обитал я и из которого я наблюдал потустороннее видение. Во всяком случае, так мне всегда казалось.

Не так обстояли дела с этим призраком. Тело его, из чего бы ни состояло, было безусловно трехмерным, имело вполне определенный вес, а кроме того, я слышал звуки работы воссозданных внутри этого тела органов: дыхание и сердцебиение. Я видел, как падал ему на лицо и отражался в глазах свет, видел на столе тень от его руки. Однако – никакого запаха, помимо благовоний и легкого парфюма на одежде.

А может, на самом-то деле мне уже доводилось видеть таких духов, как этот, – но лишь мельком, всегда слишком далеко или слишком мимолетно, чтобы осознать: до них можно дотронуться, их видят простые смертные.

Я отчего-то не сомневался: этот дух никогда не был человеком. Это не призрак. Нет-нет, наверняка он родом из какого-то иного царства – по той простой причине, что тело его воплощало собой совершенство, точно древнегреческая статуя, решительно ничего в нем не отступало от идеала.

Короче говоря, это было лучшее тело, какое я только видел у духа или привидения. Сам же дух благосклонно улыбался мне, видимо, польщенный моим безмолвным, но нескрываемым восхищением.

Темные волнистые волосы (тоже совершенные) обрамляли совершенное классическое лицо. Однако хотя и то, и другое могло бы принадлежать греческой статуе, это существо не было выточено из мрамора – оно жило, ходило и дышало в сотворенном им теле. Понятия не имею, как в этом теле могло бы биться сердце – и как кровь могла прихлынуть к лицу, однако я чувствовал запах настоящей крови. Да, это был потрясающий, во всех отношениях выдающийся дух.

Мы подошли к столу – футов трех в ширину и такому старому, что я ощущал запах масла, коим поколение за поколением натирало гладкое дерево. На столе лежали игральные карты – красивые и блестящие игральные карты.

– Приветствую вас обоих, – промолвила Сиврейн нежным лиричным голосом, в котором звучала девичья, почти детская

пылкость. – Лестат, я так рада, что ты пришел! Ты и не знаешь, сколько ночей я слушала, как ты бродишь в этих краях, разгуливаешь по руинам Гебекли-Тепе – и мечтала, что ты найдешь путь сюда, уловишь исходящие из этих гор эманации и не сможешь противостоять их зову. Но ты всегда казался таким одиноким – словно искал одиночества, не желал, чтобы кто-то прервал твои думы. А потому я ждала и ждала. Но мы с твоей матерью давно знаем друг друга, и вот наконец она привела тебя сюда.

Я не верил ни единому ее слову. Она сама же первая дорожила окружавшей ее секретностью. Она просто старалась вести себя учтиво, а потому и мне надлежало помнить о правилах вежливости.

– Возможно, Сиврейн, сейчас настало идеальное время, – заметил я. – И я счастлив оказаться здесь.

Таинственная женщина справа от Сиврейн поднялась на ноги, дух слева – тоже.

– Ах, юный бессмертный, – произнесла женщина, и я тут же узнал голос, слышанный мной из-под парижского склепа. – Ты скачешь по Пути Дьявола с большим пылом, чем любой иной вампир, которого я только знала. Ты и не подозреваешь, сколько ночей я следила за тобой из своей могилы, один за другим ловила твои образы в умах твоих обожателей. Я мечтала о том, чтобы хотя бы приблизиться к тебе. Во тьме, где я страдала, ты вспыхнул ярким пламенем, побуждая восстать и меня.

По спине у меня пробежал холодок. Я взял обе ее руки в свои.

– О, древняя бессмертная с кладбища Невинных Мучеников! – прошептал я в изумлении. – Это ты была тогда с Арманом и Детьми Сатаны. Тебя я назвал Древней Царицей.

– Да, возлюбленный мой Лестат. Я Алессандра. Так зовут меня. Алессандра, дочь Дагоберта, последнего короля Меровингов, причащенная Крови Рошамандом. О, что за счастье – лицезреть тебя здесь, в тепле и безопасности!

Названные ею имена потрясли меня. Историю Меровингов я знал, но кто такой этот Рошаманд? Что-то подсказывало мне: очень скоро я это выясню. Вероятно, не здесь, а где-нибудь еще, но скоро, по мере того, как древние, как и Сиврейн, продолжат выходить из тени.

Мне очень хотелось обнять Алессандру, но нас разделял стол. Я прикинул было, не перелезть ли, но ограничился тем, что крепче стиснул ей руку. Сердце так и колотилось у меня в груди. О, сколь сладкий, драгоценный миг!

– В том обреченном старом шабаше ты была подобна Кассандре! – Слова хлынули из меня неудержимым потоком. – О, ты и не представляешь, как опечалился я, когда мне сообщили, что ты мертва! Сказали, ты бросилась в пламя. О, какую муку я испытал тогда! Ведь мне так хотелось вывести тебя из тех подземелий к свету. Так хотелось…

– Да, юный бессмертный. Я помню. Я все помню. – Она вздохнула и поднесла мои пальцы к губам, целуя их по мере того, как продолжала рассказ. – Если в те ночи я и напоминала Кассандру, то Кассандру, никем не любимую, никому не нужную, даже себе собой.

– О, но я любил тебя! – признался я. – Но почему мне сказали, будто ты бросилась в костер?

– Потому что я и правда бросилась. Однако огонь не принял меня, не убил, и я рухнула на груду догорающих поленьев и старых костей и долго рыдала там, слишком слабая, чтоб хотя бы встать. Там-то меня и похоронили вместе с останками с подземных парижских кладбищ. Тогда я не знала своего возраста, возлюбленный мой Лестат. Не знала своей силы, даров, мне отпущенных. Такова уж участь самых древних бессмертных: скользить по истории, то погружаясь в бездну забвения, то снова поднимаясь на поверхность, скользить по грани безумия, снова и снова переступая эту грань. Думаю, в тех туннелях под землей до сих пор покоятся и другие подобные мне. О, эта мучительная агония тяжкого сна средь шепота и завываний! Лишь твой голос время от времени пронзал мои беспокойные сны.