Принц Терний
Шрифт:
Макину даже удалось ухмыльнуться:
— Черт подери, как здорово вновь увидеть тебя, приятель.
Мгновение я наблюдал за ним. Ухмылка испарилась, ее место заняла неуверенность, как отражение моей собственной.
Я должен оставить его. Вернее, должен прикончить. Чтобы не болтался под ногами.
Я не смотрел на нож. Не спускай глаз с того, кем намерен пожертвовать, даже если этот кто-то — Макин в его теперешнем состоянии. Впрочем, я все равно знал, где нож. Не смотрел на него, но представлял. Он там,
Отец оставил бы его. Мертвого.
Существо, в которое задумал превратить меня Корион, то орудие, та фигура в игре престолов, — ему даже в голову не пришло бы спасать кого бы то ни было из подземелья.
Но кто же тогда Йорг?
— Я сын своего отца, Макин.
— Знаю. — Он не умолял. И меня это восхищало. Я отлично подобрал фигуры для своей партии.
На мгновение я увидел нубанца, белую полоску зубов и черные глаза, наблюдавшие за мной, как это было в тот день, когда мы встретились.
Макин воспользовался моментом и стремительным ударом сделал подсечку. Он грохнулся вместе со мной, всем своим оставшимся весом и втиснул мою голову между каменным полом и кулаком. Мы оба не могли похвастаться отличной формой. Одного удара хватило, чтобы отправить меня туда, где я был раньше.
43
Шекспир написал, что о человеке судят по одежке. Брата Сима можно было переодеть в кого угодно. От юнца, никогда не пользовавшегося бритвой, до старца, которому бриться уже не пристало. Его можно было сделать привлекательной девицей, хотя в дороге это чревато неприятностями, но обстоятельства иногда вынуждали нас воспользоваться этим образом, когда другое было недоступно. Внешность юного Сима не была запоминающейся. Когда его не было рядом, мы забывали, как он выглядит. Из всех братьев Сим, пожалуй, был самым опасным.
— Объясни-ка мне еще разок. — Макин наклонился в седле, чтобы лучше слышать сквозь шум дождя. — Отец вонзает в тебя нож, но ты направляешься к графу Ренару, чтобы отомстить ему?
— Да.
— Но мы едем даже не ради самого графа. Значит, это не он снарядил твою добродетельную мать в последний путь, а какой-то старый торговец магией?
— Верно.
— Который подчинил вас с нубанцем своей воле, когда ты сбежал из дома? И затем отпустил вас, не тронув пальцем?
— Думаю, он заколдовал арбалет нубанца, — пояснил я.
— Если он так поступил, то, скорее всего, только для того, чтобы не дать ему пропасть. Нубанец с помощью этой штуки мог остановить целую армию. Стоило только удачно выбрать место обстрела.
— Нубанец действительно редко промахивался. Что верно, то верно, — согласился я.
— Значит?
— Значит — что?
— Никак не пойму, зачем мы скачем под этим долбаным дождем на краденых клячах, подвергая себя чрезмерной опасности.
Я почесал подбородок там, куда он мне врезал. Больно! И даже от холодного дождя не становилось легче.
— Что такое мир, Макин?
Он посмотрел на меня прищуренными от влажного ветра глазами:
— У меня никогда не было времени вникать в твои рассуждения, Йорг. Я солдат, и этим все сказано.
— Значит, солдат. Что же такое мир?
— Война. — Он машинально опустил руку на меч. — Война Ста.
— А это что такое, солдат? — спросил я.
— Ну, когда сто особ благородного происхождения сражаются на раздробленных землях за трон Империи.
— Я думал точно так же.
Дождь усилился, царапая руки и отскакивая, холодный, словно из ледышек. Впереди у развилки дороги я увидел огонек, вернее, целых три, три пятна света, обещавшие тепло.
— Впереди таверна, — сплюнул я.
— Выходит, мы сражаемся за Империю? — Макин не отставал, несмотря на то что его кляча поскользнулась в грязи у обочины.
— Здесь я убил Прайса, — сменил я тему разговора. — У этой таверны. Тогда она называлась «Три лягушки».
— Прайса?
— Здоровенного брата Малыша Райки, — уточнил я. — Ты никогда его не видел. По сравнению с ним Райк — истинный джентльмен.
— Ах да, припоминаю ту историю. Братья пересказывали ее, сидя у костра, раз или два, когда Райк отправлялся к шлюхам.
Мы подъехали к таверне. Она все еще называлась «Три лягушки», если судить по вывеске.
— Могу поклясться, они не рассказали тебе всю историю.
— Размозжил ему голову камнем, разве не так? Теперь расскажи сам. Никто из них не горел желанием вспоминать об этом случае.
— Мы спустились с высокогорий, я и нубанец. Весь путь и словом не обмолвились. У меня в голове засел Корион, вернее, я ощущал связь с ним, что-то за глазами, там словно черная дыра разверзлась.
Мы не ожидали увидеть братьев, потому что договаривались встретиться с ними неделей раньше на другой стороне Анкрата. Но я призвал нубанца отдать должок, поэтому мы с ними разъехались в разные стороны.
В общем, каким-то образом братья оказались тут. Два десятка лошадей на дороге, пламя только начало лизать крышу из тростника. Барлоу стоял вон у того дерева с целым бочонком эля. Юный Сим, размахивая топором, гонялся за свиньей. И тут вываливается Прайс, согнувшись в три погибели, чтобы протиснуться в двери, вокруг него дым клубами, будто сам дьявол выполз из преисподней. За собой тащит владельца таверны, одной рукой ухватив за шею и, заметь, не придушив: одной ручищи Прайса вполне хватило бы, даже сдавливать не понадобилось.