Принцесса для психолога
Шрифт:
Лишившись света, Шекер прилегла, даже не пытаясь уснуть. Знала, что не получится. Она смотрела на черное небо в окне — над Шариером горели знакомые с детства созвездия. Земли ниомов лежали далеко от столицы, но все же не настолько, чтобы изменился рисунок звезд.
Разглядывая Меч и Песчаного воина, она тянулась душой туда, где по верблюжьему мосту шли ее родичи, возвращаясь к шерстяным домам. Была ли это тоска по родине? Сама себе Шекер могла признаться, что мучает ее не печаль, а обычная скука деятельной натуры, которую заперли в четырех стенах, безо всякой надежды на перемены.
Головную повязку ей удалось сохранить. Евнухи осмотрели ее внимательно, и даже на зуб попробовали (вот бы у них случилось от этого расстройство желудка). И вынесли вердикт — ценности не имеет.
Дураки!
Но время яда пока не настало.
Ночь звучала цикадами, их стрекот был для Шекер приятнее пения соловьев. Когда своя душа петь не может, чужие песни только раздражают. А ровный неумолчный стрекот убаюкивал. Может, удастся задремать?
Неожиданно в ночи возник странный, словно скребущий звук. Мышь? Но, чем больше вслушивалась Шекер, тем больше понимала, что мышами тут и не пахнет — звук шел со стороны окна.
Она привычным движением потянулась к поясу, но сдавленно выругалась — кинжал у нее отобрали. Рабыням не полагалось иметь оружие, а то, как объяснил вредный Сами, пришлось бы слишком часто пополнять гарем.
Над подоконником показался черный силуэт… Голова и плечи. Широкие плечи. На сам подоконник легла рука — большая и явно мужская.
Закричать? Позвать на помощь? Глупо! Никто и не подумает разбираться, что делал мужчина в ее комнате, приглашала его Шекер или нет и что между ними случилось. Ее просто раздавят тяжелой крышкой сундука. Сунут туда головой, а пара рабынь потолще сядет сверху — и все!
Закона для рабов нет, есть воля хозяина. А хозяин с каждой рабыней разбираться не будет, ему и без этого дел хватает.
Шекер впервые подумала, что она тут как-то уж слишком беззащитна. Надо хоть чашку разбить и попробовать утаить осколок. Хотя, если найдут — шелковые плетки, вымоченные в уксусе, за счастье будут.
Она лежала в темноте, вжимаясь в стену и надеясь, что, возможно, ночной гость — просто вор. Украдет что ему нужно — и исчезнет. Тоже, конечно, нехорошо, но… мало ли что пропадает на женской половине дворца. Может, и выкрутится.
А гость, меж тем, потянулся и перекинув ногу через подоконник, уселся на него верхом и стал, кажется, выбирать веревку. Все это он делал почти совершенно бесшумно. Шекер даже дыхания его не слышала. Пару раз что-то тихонько шоркнуло об стену.
Наконец в комнате показалась… плетеная клетка.
Гость втащил ее полностью, поставил на пол и тихонько сполз следом. А потом повернул лицо к ней и шепотом позвал:
— Царевна? А почему ты не спишь?
— Безумец, — Шекер почувствовала слабость от нахлынувшего облегчения, — Совершенно спятил! Если тебя поймают, будет еще хуже, чем в прошлый раз. А как ты понял, что я не сплю?
— Дышишь по-другому, — охотно пояснил гость. — Ну, ты как здесь?
— Скучно! — это был крик души.
— Понятно, — тихо рассмеялся ночной гость, — тогда мой подарок будет кстати. Лови!
И в Шекер полетело что-то маленькое и тяжелое. Она не поймала и долго шарила на покрывале, но все же нащупала странную конструкцию из нескольких железных и деревянных колечек разного размера, хитро соединенных между собой.
— Что это? — не поняла она.
— Занятие для рук. Ну и для мозгов, но только тем, у кого они есть. Можно просто развязать в веревочку, можно пустить сначала железные кольца, потом деревянные. Можно наоборот или вперемешку. Всякие комбинации составлять. Они скользят друг по другу и иногда замок раскрывается, а иногда — нет. Но пока хоть один замок открыт — другие закрыты.
— Это магия? — удивилась Шекер.
— Да демоны его знают… — легкомысленно ответил гость, — Может и магия. А, может, просто хитрая игрушка. Я с ней с детства не расстаюсь, уже все комбинации выучил, мне неинтересно составлять, как память храню. А тебе в самый раз будет. От скуки — первое дело. А еще — вот. Скажешь — из дома прислали. — Гость указал на клетку.
— Это… кто?
— Голубь.
— Зачем он мне? — удивилась Шекер.
— Кто знает, — пожал плечами гость, — вдруг пригодится. Он почтовый.
— А я писать не умею, — призналась она.
— Не пиши. Просто выпусти, если будешь в беде. Я пойму.
— И что ты сделаешь против Священного Кесара? — насмешливо спросила Шекер, — если уж от моего отца убегал в женском покрывале.
— А, может, так и было задумано? — прищурился гость и Шекер различила в его голосе язвительные нотки. — Как бы иначе бродяга познакомился с царевной?
Шекер хмыкнула:
— Ну вот, познакомился. И много тебе с того прибыло?
— А твое покрывало, жемчугом шитое? Дорого-о-ое…
— Надеюсь, у тебя хватило ума его выкинуть, а не тащить на рынок. — Благоразумие нашептывало, что гостя нужно немедленно выгнать, вместе с его подарками, а окно затворить крепко-накрепко. Но уж больно не хотелось снова оставаться один на один с четырьмя стенами и мозаикой на потолке.
— Как можно, великолепная! — Отмотался гость. — Конечно, я его немедленно сжег, чтобы не подвести свою благодетельницу.
— Жемчуг-то хоть догадался ободрать?
— Госпожа моя, вы читаете в моем сердце, — гость прижал ладонь к груди.
На улице отбили гонг. Клепсидра пополуночи. Густой и долгий звук плыл над Шариером.
— Прости, красавица, похоже, визит мой подошел к концу, — Гость подмигнул, — еще немного и караул меняться будет, а они, когда только заступят, уж слишком бдительные.
— Ну да, кому и знать, как не вору, — согласилась Шекер, — ну что ж… Спасибо, что заглянул. И за подарки спасибо.
— Ага… Ты зови, если что, — гость мотнул головой в сторону клетки, снова перекинул ногу и исчез в ночи. Словно растворился.