Принцесса грез
Шрифт:
– Нет, ты мне сначала все-таки ответь, что вы нашли в этом Кардецком! – Алена вовсе не собиралась сдаваться.
Соня покусала губы и ответила:
– Это сразу и не объяснишь. Он умный, талантливый. Не такой, как все остальные. Ты видела, какой у Измайлова спортивный костюм?
– Какой? – Алена удивилась, что разговор вдруг перескочил на Володю.
– Такой! Фирменный! Прямо смотреть противно! Наверняка сумасшедших денег стоит!
– И что? – еще больше удивилась Алена. В их классе фирменные вещи только добавляли уважения.
– А то, что Степану наплевать на тряпки! На все эти фирменные знаки! Он совершенно другим занят! Он настоящий мужчина, а не какой-то… плейбой!
– И чем же таким важным занят ваш Кардецкий?
– Вот…
Выпалив это, Соня уже молча пошла вперед. Алена, пожав плечами, поплелась за ней следом.
Соня настолько заинтриговала Алену, что она думала о Кардецком весь день. Например, вместо того чтобы наслаждаться жемчужной ванной, где вода пузырилась тысячью перламутровых пузырьков, Алена на бортике выстукивала ноготками какой-то марш, потому что внутренне продолжала спорить с Соней. Что может быть хорошего в парне, который ходит с прокисшей физиономией, будто только что вылез из переполненного автобуса, где ему отдавили ноги и оторвали парочку пуговиц? Разве стоит так демонстративно показывать всем свое презрение к окружающим и тыкать в лицо своим превосходством? Да и есть ли оно, это превосходство?
Выйдя из ванной комнаты, Алена дала себе слово больше не думать о Степане, но он тут же попался ей на глаза и ожег таким взглядом, что девочка окончательно удостоверилась: она ему нравится. Очень нравится. Но она – не Соня и не Марианка! Ей противно смотреть на жеваные джинсы и детский свитерок парня, не говоря уже о стариковской оправе его очков. Еще Пушкин сказал, что быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей! Понятно, что речь он вел не только о ногтях. Если уж ты умный человек, то способен понять, что твой внешний вид не должен оскорблять эстетическое чувство окружающих. Даже если по какой-то причине нельзя носить линзы, то оправу уж можно купить помоднее. Не такие уж оправы и дорогие. Аленина старшая сестра Наташа недавно купила себе очень стильные очки за четыреста рублей. Кардецкому можно бы и подешевле подобрать. Стоит только захотеть! Впрочем, какое ей дело до очков этого дяди Степы! Пусть носит, какие хочет…
Но едва Алена забывала о соседе по столу, как он тут же попадался на глаза, и думы о нем одолевали ее снова. Она попыталась поразмышлять о Володе Измайлове с его ресницами, но не тут-то было! Толстые линзы очков Кардецкого доставали ее везде. Степан почему-то оказывался именно в том месте, куда она направлялась. Его она видела между стеллажами в библиотеке, где взяла почитать отнюдь не пособие по-английскому языку, в магазине с сувенирами, возле киоска с шоколадом.
Перед обедом, уже находясь у себя в номере, Алена включила ноутбук. Вообще-то она собиралась отправить письмо школьной подружке Лариске, но вместо этого почему-то зашла на сайт виртуального санатория. На дверях ее номера «висела» записка: «Вам пришло письмо». Алена кликнула на эту надпись, и тут же всплыло изображение конверта с надписью: «Из номера 206». Девочка почувствовала, как по коже у нее пробежал мороз. Она очень удивилась этому, передернула плечами и «распечатала» письмо. Там было написано: «Ты мне нравишься». Мороз прошелся по ее коже еще раз. Алена тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение, и сказала вслух:
– Подумаешь, новость! Да я сразу поняла, что понравилась тебе, Степан Кардецкий! Только ничего у тебя не выйдет! Мне такие, как ты, никогда не были симпатичны!
После этого она вышла с сайта с выражением гордого достоинства на лице, будто кто-то мог ее при этом видеть. Потом еще раз тряхнула волосами и принялась писать письмо Лариске.
На обед ей почему-то было очень неловко идти. Кардецкий, конечно же, видел, что она была в сети, но на письмо не ответила. Наверняка будет смотреть на нее как-то по-особенному противно! Ну и что?! Какое ей дело до его дурацких взглядов?!
В столовой Кардецкий на Алену вообще
Нет, в глаза не надо… Если он скажет в глаза, придется отвечать. А что ему ответишь? Она, Алена, вообще не умеет отказывать людям. Лариска всегда говорит, что на ней очень легко ездить. И ездят, между прочим! Например, Танька Соколова взяла за правило списывать у Алены сочинения. Выбросит пару-тройку абзацев, предложения переставит, некоторые слова заменит, прилепит другие цитаты и сдает с утомленным видом, будто плод собственных бессонных ночей. А Вере Сергеевне хоть бы что! Ставит Таньке «четверки». Однажды – поставила даже «пятак», а Алене «трояк» влепила. На справедливое возмущение настоящего автора учительница ответила, что Танечка так старается, что ее просто необходимо поощрить, а Алена – девочка талантливая и должна писать сочинения лучше. Танька так бы и списывала у Алены дальше, если бы не Лариска. Верная подруга заявила во всеуслышание, что если Соколова еще раз перекатает Аленино сочинение, то Вере Сергеевне будет доложено, каким образом «старательная» Танечка ваяет свои работы. Соколова отстала, присосавшись к безответной тихой отличнице Олечке Яковлевой, у которой не было такой отважной подруги, как Лариска.
А еще Алена всегда жутко страдала, когда приходилось объясняться с парнями, которые предлагали свою крепкую мужскую дружбу, а она была к этому не готова. Когда эту самую дружбу ей предложил, например, Коля Епиходов, долговязый нескладный одноклассник, Алена чуть ли не час рассказывала ему, какой он хороший человек и как она любит с ним общаться. Она так, наверно, и не смогла бы объяснить ему, что из их дружбы ничего хорошего не выйдет, но опять вовремя пришла Лариска и без всяких предисловий просто и ясно сказала ему:
– А ну вали отсюда, Коля, быстрым епиходом! Неужели не видишь, что не по себе сук рубишь?!
Коля сразу как-то сжался, скукожился и, криво улыбаясь, ответил:
– Да, пожалуй, ты права… Ну… я тогда пошел…
– Иди, иди, Коля! И больше не морочь Аленке голову! Это она от доброты душевной не послала тебя посмотреться в зеркало! Если забыл, где оно находится, я тебе подскажу: как выйдешь из гардероба, так сразу налево! Гляди, в обморок не упади, глядючи на свое отражение!
– Разве так можно, Лариска! – возмутилась Алена, когда Коля исчез за поворотом школьного коридора. – Зачем человека обидела?
– Только так и можно! Бинты надо срывать сразу, а не мучить понапрасну! – отозвалась решительная подруга.
– Какие еще бинты?! Совсем с ума сошла!
– Ничего не сошла! Я вчера фильм смотрела про войну. Там одна медсестра в госпитале так и сказала: можно, конечно, присохшие к ране бинты отдирать потихонечку, но тогда человек будет долго мучиться. Лучше – рррррраз – и все! Больно, но быстро! Если бы не я, ты бедного Кольку с неделю промучила, прежде чем он окончательно понял бы, что ты не желаешь иметь с ним никаких дел! Жалостливая нашлась! Кому такая жалость нужна?!
Алена, конечно, понимала, что Лариска десять раз права, но решительности ей никогда не хватало. Она готова была терпеть Таньку Соколову всю жизнь, потому что боялась обидеть отказом. Она по часу в день тратила на бессмысленные телефонные переговоры с Аликом Сосновым, другим одноклассником, который тоже очень хотел, чтобы Алена выделяла его из всех. И она выделяла. То есть соглашалась болтать по телефону, хотя у нее скулы сводило от скуки. И вот теперь ей стал писать виртуальные признания Степан Кардецкий. Что ей сделать? Как лучше поступить? Алена не знала. И Лариски рядом не было. Поэтому пока она старательно делала вид, будто никакого признания не получала. В конце концов, она могла и не знать про этот виртуальный санаторий. Кардецкий ведь не в курсе, что Соня ей все рассказала.