Принцесса и чудовище
Шрифт:
Герцог Борфейм ехал впереди, лишь иногда оборачиваясь, когда племянница тихо вздыхала при виде очередной живописной елки. Его подбородок успел обрасти мягкой светлой щетиной, и теперь герцог, облаченный в черный дорожный камзол и мятый плащ, походил на разбойника с большой дороги, а не на особу королевской крови. Он оказался не из разговорчивых — после беседы у экипажа они с Сигмоном обменялись едва ли парой слов. Всю остальную дорогу Борфейм проделал молча. Беседы не складывалось: Сигмон был увлечен высматриванием засад, а племянница с головой погрузилась в свои впечатления от
Но когда впереди показались огромные ворота Тира, через которые Сигмон недавно так поспешно покинул город, он подхлестнул Ворона и поравнялся с будущей госпожой.
— Милорд герцог, — окликнул он Борфейма, — подождите нас.
Тот придержал коня, и вскоре путники остановились на обочине, едва не соприкасаясь стременами.
— Что случилось? — спросил Борфейм, наблюдая, как из ворот города на дорогу выбирается огромная телега, груженная сеном. — Нам грозит опасность, граф?
Сигмон осмотрел двух крестьян, сопровождавших воз, мельком глянул на стражников у ворот и покачал головой.
— Принцесса, вы сильно устали или у вас еще есть силы продолжить дорогу? — спросил он у северянки, что тут же вскинула голову, рассыпав золото волос по плечам.
— Она не принцесса, граф, — сухо проронил герцог. — Пока жив мой отец. Извольте соблюдать приличия.
— Прошу меня простить, — Сигмон приложил руку к груди. — Я непременно учту это замечание. Госпожа?
— Нет, граф, я не устала, — отозвалась Вэлланор, возбужденно сверкая голубыми глазами. — Я готова ехать хоть целый день, лишь бы еще немножко посмотреть на эти чудесные места.
Герцог поджал губы и отвел взгляд, сделав вид, что рассматривает ворота в крепостной стене.
— Но, кажется, пора подумать об обеде, — тут же призналась Вэлланор.
— Хорошо, — отозвался Сигмон, вновь бросая взгляд на ворота. — Мне казалось, вам не очень удобно в этом седле.
— Пустяки, — откликнулась Вэлланор. — По горным дорогам ездить намного труднее. Когда мы отправляемся в гости к матушке Мелани, то три дня в седле выматывают…
— Что вы задумали, граф? — перебил племянницу герцог. — Ехать без остановки до самого Рива?
— Нет, — Сигмон нахмурился, думая про себя, что это был бы самый лучший вариант. — Но я считаю, что нам лучше не задерживаться в этом городе.
— Что? — Борфейм вскинул бровь. — Это почему, граф?
— Мы проедем город насквозь, — сказал Сигмон, задумчиво рассматривая изодранный рукав куртки. — Выедем за его пределы. Там, вдоль дороги, есть несколько таверн. В одной из них мы и остановимся.
— А Тир? — осведомился герцог. — Я слышал, это довольно большой город. Не лучше ли нам обратиться к местной знати и получить прием, достойный наших титулов?
— Можно и получить, — сухо согласился Сигмон. — А возможно, и нет. В городе небезопасно. В лучшем случае мы задержимся на пару дней, пока каждый местный выскочка не поздоровается с вами лично, в худшем… не будем о худшем.
— Вэлланор? — герцог обернулся к племяннице, разглядывающей башни города, что возвышались над деревянными стенами, подобно горным вершинам.
— Да, дядя?
— Тебе хотелось бы переночевать в этом городе, в гостях у какой-нибудь
Вэлланор обернулась и взглянула на Сигмона. Наткнувшись на суровый взгляд, она опустила глаза и принялась рассматривать пятна подсохшей крови на его куртке.
— Думаю, — медленно произнесла она, — лучше сделать так, как предложил граф, дядя. Он знает эти края и то, что здесь происходит. А заночевать в придорожной таверне — это не так страшно. Ведь мы уже ночевали вчера…
— Вот как, — бросил герцог, поджав губы, и щетина на его остром подбородке встопорщилась. — Что же. Раз вы, граф, настаиваете на своем плане, то сделаем так, как вы собирались. Что требуется от нас?
— Просто держитесь ко мне поближе, — сказал Сигмон. — И постарайтесь ни с кем не общаться, чтобы никто не заподозрил, что вы из Тарима. Предоставьте все разговоры мне. Просто езжайте за мной и молчите.
Борфейм с шумом втянул воздух носом. Так с ним давно никто не разговаривал. Очень давно. С тех самых пор, как он смог впервые поднять настоящий железный меч вместо тренировочной деревяшки.
Сигмон даже не заметил гневного взгляда герцога. Он задумчиво рассматривал свою куртку, покрытую пятнами засохшей крови. Вид у него сейчас был далеко не самый приятный. Перчатки в чужой крови, камзол на груди в прорехах, куртка по воротник заляпана грязью… Бандит с большой дороги, а не королевский гонец.
Сигмон расправил плащ и закутался в него, чтобы скрыть пострадавшую куртку. Потом вытащил из ворота рубахи медальон королевского гонца и оставил его болтаться на груди — на фоне черного плаща сияющая бляха производила весьма недурное впечатление. Понадеявшись, что для стражников и любопытных этого намека вполне хватит, Сигмон тронул поводья.
— За мной, — велел он спутникам и направил Вороного к воротам.
Высокие стрельчатые окна кабинета были распахнуты настежь. Солнце, радуясь отсутствию преград, заливало расплавленным огнем письменный стол с кипами бумаг, уже разворошенных осенним ветерком. Несмотря на все усилия светила, в кабинете было прохладно, и Де Грилл, сидевший за столом, накинул на плечи плотный черный камзол, сияющий золотым шитьем. Его руки быстро перебирали бумаги — выдергивали из груды лист, клали на стол, а иногда отбрасывали ненужный документ в сторону.
Советника короля била крупная дрожь. Ему было холодно, его терзал голод, и при всем этом он не спал больше суток. Просто не мог себе позволить отдых. Он искал малейшую зацепку, которая позволила бы ему привлечь на свою сторону короля и убедить его в том, что заговор — не плод воображения уставшего советника, а вполне ощутимая реальность.
Сотни доносов, десятки обстоятельных докладов, донесения, отчеты королевских дознавателей — все это скопилось на столе Де Грилла за несколько дней. Он зарывался в них с головой, как мышь зарывается в сено на конюшне, и продолжал искать, сам не зная что. Намеки, недомолвки, предположения — всем этим он был сыт по горло. И страшно злился, потому что все это никак не желало выстраиваться в стройную картину, способную подтвердить его предположение.