Шрифт:
Пролог. «Лиловая Роза»
Если бордели открываются, значит это кому-нибудь нужно.
Наш – так и вовсе гремел на весь Эвенор! Как бы не ворчали чопорные горожанки и горожане, задирая нос, подобно всем столичным жителям, а посмотреть на эдакую диковинную достопримечательность съезжалось немало состоятельных людей со всех концов света. Осмотреть, так сказать, во всех подробностях красоты Миля, столицы Кардского королевства. Да и те же чопорные горожане захаживали, если имели достаточно средств.
А денег, я вам скажу, надо было немало – в «Лиловой Розе» абы какой товар не предлагали!
Здесь были первые красавицы, искусные в любви и изящных искусствах: пении, танцах, игре на музыкальных инструментах, ворожбе. Стоило им появиться в выходной день на улицах города, приличные мильские дамы прикусывали свои губки, локотки и головы мужей, осмелившихся вытаращиться на эдакую красоту. Да только куда им, бедным, до наших девчонок? Все одно – мыши серые.
Работать в таком борделе, как «Лиловая Роза», было высшим достижением для представительниц профессии. Хозяйка заведения, мадам Кардамон, на уход за своим цветником денег не жалела; платила много, а клиентов при том было мало. Потому как не много у кого найдется денег в достатке, чтобы провести ночь в лиловых покоях, обнимая прекрасную розу.
И все же посетители в нашем заведении были разные: колдуны, удачливые разбойники, именитые рыцари, принцы, демоны в человечьих обличьях, купцы, некроманты и даже короли!
Так, Жоржетт Второй, правитель нашего Кардского королевства, дважды заглядывал. С соблюдением великой тайны, разумеется! И оба раза закатывал такие шумные оргии, что я до следующего вечера выгребала его приближенных из-за диванов и рассовывала по каретам.
Сам Жоржетт Второй, по заверениям девушек, больше предпочитал смотреть и чинно удалялся тайными проулками восвояси, как только чувственная и пылкая часть перерастала в откровенную пьяную вакханалию.
Я на работу тоже не жаловалась, только на оплату немного. С другой стороны, многого ли мне было надо? С моим горбом и кривой рожей, копи – не копи приданное, а замуж все одно никто не возьмет… да даже на невинность не позарится, чего уж там!
Жила я в чулане за кухней, ела, что от прелестниц, да гостей останется, а копейку к копейке складывала так, для развлечения. Можно сказать, что мадам Кардамон хорошо исполняла обещанное моей матери – держала ее дочерей в сытости и достатке. Если подумать, мы с сестрами и правда ведь ни в чем не нуждались.
Ах, ну да! Куда же здесь без пояснения, простите, заболталась совсем!
Наша мать, ее звали Роза, была самой известной куртизанкой во всем Эвеноре. К ней в фавориты набивались короли, могущественные волшебники и, поговаривают, однажды, даже несмотря на ее своеобразную известность, сватался настоящий дракон! Но она предпочитала независимость и принимала благосклонность всех своих обожателей, как должное, от чего, как не странно, меньше их вовсе не становилось.
Всех сводили с ума ее нежная фарфоровая кожа, гладкий шелк волнистых, пшенично-белых волос и невероятные лиловые глаза. Необычный цвет, разумеется, был неспроста – ко всем своим талантам моя родительница была еще и умелой чаровницей. Так что богатые мира сего обращались к ней не только за трепетным наслаждением, но и за особыми амулетами от сглазов, ядов, шальной стрелы в бою… да хоть бы и от мужского бессилия! Матушка свое дело знала.
Стало ли ей скучно одной или просто «так получилось», но в какой-то момент она родила мою старшую сестру Амариллис, а затем и среднюю Валериану. Поговаривают, причем в основном они же сами, что отцом их был сам Ангельд Черный – известный пират, о котором сложено немало героических баллад. В частности, о том, по какой-такой причине он внезапно пропал после стольких побед и невероятных приключений.
А чуть позже у нашей невероятной матери родилась я – ворчливое чудовище, Лобелия-дибелия или, как метко обозвала меня однажды Амариллис, Лобуэлия.
На самом деле меня звали просто Лобелия, но те, кто не имел цели обидеть или унизить еще больше, чем это сделала со мной матушка-природа, звали просто Либи.
Я родилась с кривым лицом, таким, будто кто-то взял и потянул его с одной стороны, отчего бровь удивленно ползла вверх, глаз был вытянут до прищура, ноздря вывернута, а рот и вовсе до конца не закрывался из-за вздернутой кверху губы. Ну, и кроме прочего, у меня имелся горб, солидный такой, что аж с головой был вровень. Не в пример своим сестрам красавица, одним словом.
Сестры очень долго вбивали мне в голову мысль о том, что матушка скончалась, едва ей после родов представили меня – не иначе как плод соития между ней и демоном, вселившимся в какого-то ее клиента. Но мадам Кардамон быстро пресекла подобные толки. В общем-то она была справедливая тетка, в том, что не касалось ее прямой выгоды.
На самом деле, после моего рождения знаменитая Лиловая Роза прожила еще год и почти полгода после того умирала от тяжелой и неизвестной лекарям магической болезни. Поскольку старшим моим сестрам к тому моменту едва стукнуло семь и восемь лет, а родственников у нас как есть не было, матушка позаботилась о детях иначе. Завещала свои шикарные апартаменты в центре Миля с видом на фонтанную площадь и дворец, а также сбережения да связи, подруге и товарке Кардамон, которая ухаживала за ней до самой кончины. Ее просьба состояла в том, чтобы эта женщина, если и не заменила ее дочерям мать, то предоставила хорошее образование, пожизненный кров и пищу.
Нельзя сказать, что мадам Кардамон не выполнила данного обещания, скорее она выполнила его по-своему. Создала бордель имени нашей матери, вложила деньги в его развитие и, надо сказать, не оставила нас на улице. Дела у нее шли хорошо, оттого мы все детство действительно, хоть в роскоши и не купались, но были сыты, одеты и по вечерам уложены в теплые постели.
Смекнув, что старшие растут писаными красавицами, она и правда вложилась в образование: мои сестры чудно пели, танцевали, владели, кажется, шестью языками и еще знали много всего другого.
Что до меня… то и мне нашлось применение – меня учили вещам более полезным при моей внешности, и теперь я была отменной швеей, известной поварихой и, что получалось у меня лучше всего, замечательной уборщицей. Нет, серьезно! Я буквально могу вывести любое пятно с любой поверхности и привести комнату в порядок так, что даже вздумай кто щупать ее потаенные углы в белых перчатках, найдет на своих собственных руках больше грязи, чем в вычищенных мной потаенных углах!
В общем, на жизнь я особо не жаловалась, но и смысла в ней какого-то особого не видела. Просто… ну, было приятно просыпаться с рассветом, ощущая на коже самые первые ласковые лучи, вдыхая утреннюю свежесть. Печь коричные булочки с сахаром и затем, прятать одну в фартук, чтобы потом, еще горячей, употребить ее в своей комнатушке или в саду на заднем дворе, с ароматным чаем, да кофе. Конечно, тоже взятыми украдкой.