Принцесса из Шанхая
Шрифт:
– Она действительно из таежного поселка, эта Лика?
– По ее словам, именно так. Вырастили ее мать с отчимом, которые безвылазно жили на лесном хуторе. Ты представляешь? А мадемуазель говорит по-французски! Ее мама научила.
– Россия велика, – назидательно произнесла Ева. – Есть такие уголки, куда цивилизация еще не скоро доберется. С педагогической точки зрения, жизнь в глуши не мешает, а, наоборот, способствует изучению как языков, так и других дисциплин. Это я тебе авторитетно заявляю! Развлечения отсутствуют, время девать некуда… вот и почва для самообразования. А каким ветром родителей Лики занесло в тайгу?
– Она сама толком не знает. Думаю, они от кого-то прятались. Возможно, от властей. Десять лет
Смирнов увлекся, перед его внутренним взором снова сидела Лика, с порозовевшими щеками, с нежными завитками волос на висках.
– Аркадию нравилось все китайское, – волнуясь, говорила она. – Он привозил много красной ткани, просил маму шить из нее занавески, подушечки. Мол, красный цвет отгоняет злых духов. Он мне на ночь китайские сказки нашептывал, про драконов, императоров Поднебесной, их коварных и прекрасных жен, про «царя тигров» и праздник Весны. Первая кукла, которую он мне подарил, тоже была китайская. «Береги ее! – велел. – Это волшебная кукла Чань, она будет твоим верным другом». В общем, я считала Аркадия отцом. После смерти мамы он был единственным близким мне человеком.
Она замолчала. Видно было, что подробностей слишком много, они путаются, и нить повествования теряется.
– Ничего, если я стану задавать вам вопросы по ходу дела? – предложил сыщик.
– Да, конечно! – с облегчением согласилась Лика.
– Простите, а… на какие средства вы жили? Селезнев устроился на работу в Ушуме?
Она сделала рукой отрицательный жест.
– Думаю, Аркадий накопил денег, когда мы жили на хуторе…
– Каким образом?
– Охотился и сдавал шкурки, мясо, дикий мед. Иногда собирал женьшень и тоже продавал перекупщикам. Так он говорил. Когда мы переехали в поселок, отчим купил отходы леса, отремонтировал пустующий дом и… продолжал уходить в тайгу. Он и меня стрелять научил. В тайге без ружья нельзя. В Ушуме Аркадий очень изменился – пристрастился к выпивке, начал страдать бессонницей, шарахался от людей. Он вроде и хотел выдать меня замуж, но в то же время не любил, чтобы кто-то заходил к нам в дом. Домашнее хозяйство на хуторе вела мама, он ей помогал, а в поселке вдруг нанял пожилую женщину – убирать, стирать и готовить. Оберегал меня. Говорил, что от работы у женщины руки и душа грубеют.
– У вас был мужчина? Я имею в виду… кто-то вам симпатизировал?
– Нет. Жители поселка все в возрасте, молодых мало, да и те в основном пьющие. Мне не хотелось завязывать с ними более тесное знакомство. Должна признаться, я не помышляю о браке! Мне нужно просто привыкнуть к этим новым условиям жизни, к большому городу… ко всему, чего я даже не воображала. А тут… – она вздохнула, приложила руки к лицу. У нее были длинные тонкие пальцы с короткими овальными ногтями без маникюра. – Все началось еще в Ушуме. Однажды вечером Аркадий пришел домой сам не свой, я его давно таким не видела. «Что-то случилось?» – спрашиваю. Он молчит, бледный, как стена. Еле добилась ответа! «Вот, – говорит, – и показывает мне выстриженную на голове прядь. – Видишь? Быть беде!»
– Выстриженную прядь? – переспросил Всеслав.
– Представьте, да. Лето кончалось, отчим по утрам ходил в тайгу, возвращался поздно… и… я понимаю, это звучит смешно… в темноте кто-то незаметно состриг у него прядь волос.
Смирнов сдержал улыбку.
– Послушайте, Лика, чтобы отхватить у человека прядь волос, необходимо подойти к нему вплотную. Ваш отчим никого не видел, ничего не чувствовал?
– Он сослался на сильную усталость… якобы, ходил по лесу, под конец едва
– Вы верите в предрассудки?
– Раньше не верила… – Лика опустила глаза, и тень от ее ресниц заняла полщеки. – Аркадий всю ночь не спал, ходил как в воду опущенный… потом успокоился. А на третий день снова в тайгу засобирался. «Может, не пойдешь?» – спрашиваю. Он помрачнел, сжал зубы… ружье на плечо повесил и был таков. С тех пор я его не видела.
– Как? Он что, не вернулся?
– Одни люди говорили, его медведь загрыз… другие искать ходили, думали, заблудился. Разве в тайге найдешь? Там если пропал кто, можно крест ставить. Я не верила, больше месяца ждала… от отчаяния все уголки в доме перерыла, все вещи пересмотрела – надеялась хоть адресок какой-то найти, хоть упоминание о родственниках. Ведь с уходом Аркадия я одна на всем белом свете осталась. Но ни мама, ни Селезнев ничего не хранили: никаких бумаг.
– Вообще ничего? – не поверил сыщик. – Ни писем, ни квитанций, ни документов? Ни записных книжек?
– Все, что принадлежало маме, отчим сжег после похорон. Я не возражала. Что кончено, то кончено. А память сама сохранит счастливые моменты, любимых людей, красоту природы, для этого бумаги не требуются. Свои документы он или надежно спрятал, или забрал с собой. Удалось обнаружить только записку: Аркадий положил ее в кармашек куклы Чань. Там был указан московский адрес, имя и фамилия женщины, которая проживает по этому адресу, и приписка: «Если со мной что-нибудь случится, одна не оставайся, уезжай в Москву. Стефания тебя приютит». Я могла бы еще долго не заглянуть в кармашек к Чань! Мне повезло.
– Вы отважились ехать?
– Не сразу. В сущности, я собиралась ждать отчима: не верила в его гибель. Однако с каждым днем мне становилось все тоскливее и страшнее. Вокруг чужие, равнодушные люди… я не понимала, на какое время мне хватит денег, оставшихся от Аркадия. Я нашла их в коробке с патронами, когда заряжала ружье.
– Постойте-ка… ружье Селезнев взял с собой? – спросил Всеслав.
– У нас было два ружья, – объяснила Лика. – Одним пользовался отчим, а второе оставлял мне.
– Все-таки, что заставило вас покинуть Ушум?
Лика смутилась, вспыхнула, сжала руки.
– Неловко посвящать постороннего человека в такие глупости! – с сердцем воскликнула она. – Но придется. Понимаете… однажды вечером, когда я сидела и прислушивалась к шорохам, шуму ветра… мне показалось, будто бы кто-то тихо-тихо, осторожно скребется в дверь. Я подошла, затаила дыхание. Вдруг это Аркадий вернулся? Пока я взяла ружье, собралась с духом и открыла… на крыльце уже никого не было. «Аркадий! – вполголоса позвала я. – Где ты? Откликнись. Мне страшно». От порывов ветра скрипели деревья, хлопала ставня… что-то потрескивало. Показалось, будто из леса веет холодом и жутью… и смотрят, смотрят из чащи темные, бездонные глаза. Отчим не раз повторял, что в такие безлунные, ненастные ночи по тайге бродит черный дракон. Волосы зашевелились у меня на голове! – Лика судорожно вздохнула, помолчала, успокаиваясь. – Не помню, как я оказалась в доме, как закрыла дверь на все замки! – воскликнула она. – Это было как дурной сон! Вы мне не верите?