Принцесса из замка дракона
Шрифт:
Он подвину тряпицу с короной ближе ко мне. В этом месте свет из маленького окна уже не доставал своими лучами, и она лежала просто тонким чёрным обручем. Я видел её в детстве много раз. Когда я был маленьким отец иногда надевал её. По большей части на большие празднества. И он, мой отец, действительно никогда не говорил о том, чтобы бежать из монастыря. Я всегда списывал это на то, что отец просто потерял надежду. Но он не думал и о побеге для меня… почему?
Я взял корону в руку, рассматривая её. Тонкий обруч с письменами и мелкими кристаллами. Её сделал один из моих предков, кажется первый назвавший себя королём Междуморья. Он был великим магом, и созданная им корона в
Урдас проследил за моим взглядом:
— Кристаллы на ней, подобны кристаллам магических библиотек. Но что они несут в себе, знает только тот, кто ею коронован. Твой отец упоминал что, там среди прочего есть история вашего рода. Более мне не ведомо.
Он смотрел на меня, и я ни как ни мог решить для себя… Брат Урдас так же как старик чревоходец обладал большими знаниями. И в этих знаниях их истории расходились.
Ни тот ни другой ни как не мог доказать свои слова. Ни тот ни другой не заслужили моего доверия на слово. Потому верить я мог только тому, в чём эти двое были единогласны. А именно, что триста лет назад один из наследников основателей выпал из цепи заклинания. Ранамир пытался решить это браком с двуликой, но ничего не вышло и он погиб. И в день его смерти цепь была окончательно порвана и магия покинула мир. Но двуликая зачем-то усыновила возрождённого кровопивца и настояла на его коронации. Этой самой короной… Зачем? Очень-очень странный поступок для той кто захватил трон.
Следующим утром еду мне снова принёс брат Махаор. Разговаривать он со мной не стремился, смотрел хмуро и опасливо. Увидав Мудреца шарахнулся, поспешив уйти, даже не забрав посуду.
Вечером миски с едой принёс другой монах. Он был молод, и лицо его мне было не знакомо, хотя пояс говорил, что сей брат из старшин. И я бы, наверное, более не обратил на него особого внимания, если бы не удивление на мгновение мелькнувшее на его лице, когда он снял крышку с подноса с кухни, который принёс и увидал на нём две миски. Мне стало любопытно и я стал приглядываться, не выдавая своего внимания:
— Поставь звериную миску ближе к стене, на пол, брат.
Он послушался. Протянул мне мою еду. После поставил миску Мудреца на пол и принялся косить глазами, разыскивая зверя. Причём смотрел и на стены и на потолок. Ему было не ведомо, какому именно зверю предназначена еда.
Дракон не заставил себя ждать. Выглянул из тени и утащил свою миску в угол. Но только в отличие от Махаора страха на лице странного монаха я не увидал. Скорее там было удивление. А ещё… восхищение? Восхищение! И казалось радость. Кто может радоваться моему зверю? И не бояться его … Чревоходец?
— Я удивлён видеть тебя, старик. Ты пришёл меня спасти?
Странный брат встрепенулся. Но на этот раз эмоции сокрыл:
— Вы с кем-то путаете меня, внимательнейший принц.
Я рассмеялся. Да уж! Нелюдь, которому не преграда ни замки, ни стены. Идеальный шпион! Род, который молчал триста лет, пока не встал на порог гибели.
— Может и ошибаюсь, брат. По какой же такой причине тогда ты здесь?
Монах усмехнулся и пожал плечами:
— Я всего лишь не смог отказать женщине, принц.
Не смог отказать женщине? Илле? Да, порой не просто отказать женщине. Особенно если за её спиной дракон.
— Понимаю тебя. Прошу только, не нужно лишних смертей. Не убивай никого.
Монах поморщился. Я посмотрел на него хмуро. Он усмехнулся:
— Я убиваю, принц, только когда вынужден защищаться.
Он забрал у меня пустую миску. Всмотрелся в темноту, думая забрать миску зверя, но не решился. Увидал те, что утром не забрал Махаор и взял их. И лишь уже подойдя к двери добавил:
— Артефакт, что лежит перед вами, принц, имеет дополнительную часть. Ключ. И в том ключе есть особая сила.
Странный монах ушёл. И я был почти полностью уверен, что видел сейчас знакомого мне чревоходца в новом теле. И он сказал, что не смог отказать Илле… значит она здесь. И он пообещал не убивать без необходимости защищаться. Видимо судьба уготовала мне спасение. Даже можно сказать не судьба, а женщина. Маленькая женщина, которая возжелала меня в мужья!
Через час я полностью уверился, что ко мне заходил чревоходец — мне второй раз принесли ужин. Имени этого монаха я не знал, но лицо его мне было знакомо. Дракон вызывал у него страх, но о его существовании и сути монах явно знал, да и ко мне подходить близко осторожничал.
Как скоро мне ждать моих спасителей? Не думаю что долго. Если чревоходец навестил меня, монастырь он уже осмотрел.
— Я собираюсь молиться этой ночью, брат. Пусть никто не приходит ко мне до завтрашнего полудня.
Монах кивнул и, забрав посуду, вышел. Я очень надеялся, что мою просьбу уважат. Все монахи, которых я знал, уважали беседы с богами. А значит, есть шанс, что возле моей темницы никого не будет, и убивать моим спасителям никого не понадобится. Монахи не были мне друзьями, но лица многих из них я знал с детства и не хотел им смерти.
Я поднял корону, так и оставленную Урдасом в моей темнице. Этот артефакт создал мой предок, значит причинить мне вред он не может. Но если у вещи есть ещё какая-то часть, ключ. Это может сильно менять задуманное.
49. Орден человечества
Вазгар:
То ли мою просьбу сочли подозрительной, то ли Урдас действительно счёл важным направить мои молитвы. Но ближе к ночи он явился ко мне в белой праздничной сутане, кои полагается надевать на особо важные ночи молитв и с какими-то записями. Молча прошёл в мою темницу, поставил на пол толстую свечу, зажёг её и сел рядом.
Ученику следовало бы поблагодарить учителя, что тот счёл важным присоединиться у его молитве, пленнику возмутиться, что пленители помешали разговору с богами. А я ни как ни мог определиться пленник я перед этим человеком или ученик.
Он поднял на меня глаза, улыбнулся спокойно и, казалось, немного виновато:
— Обучая молодых монахов, я всегда говорю, что не следует торопиться. Истина должна быть осознанна юнцом изнутри, самостоятельно, только тогда она становится его собственной правдой. Истина же рассказанная учителем, вызывает сонмы сомнений и вопросов, а доверие к ней растёт лишь с угасанием юности и в целом желания искать свою правду. Но иногда, чтоб избежать беды, юнцам приходится открывать глаза раньше, чем они готовы к познанию. Это вызывает бурю негодования и сопротивления… Всегда. Ты ещё не готов, мой принц. И не я должен говорить тебе эти речи. Но иным путём будет беда. Братья охвачены страхом перед тобой, и что бы я не делал он не угасает. Братья узнали твоё новое имя, и теперь каждый из них услышав новые песни менестрелей, узнаёт это имя в них. А ты странно любим менестрелями! Да ещё и, я вижу, что ты мнишь во мне врага, а не учителя… Я кое-что принёс тебе. Специально для тебя заслал брата в центральную обитель. Хочу чтоб ты прочёл эти бумаги.