Принцесса льда
Шрифт:
– Устала? – спросила хореограф.
– Нет, – быстро сказала Маша.
– Нет так нет, – Ирина Владимировна плутовато прищурилась. – Но мышцы мы все-таки растянем и расслабим.
Она показала Маше несколько упражнений на растяжку. Из подсобки вынесла холодный чай с лимоном и нечто вроде бутерброда: на ржаной хлеб были штабелем наложены ломтики помидора и яблока, стебли сельдерея и горьковатые салатные листья. Маша безропотно сжевала странную конструкцию, а хореограф усадила ее на стул и промассировала шею и плечи. Жестко, даже больно. Маша кривилась и ойкала. Зато ощутила приток
– Покажи подход и въезд во вращение, – распорядился Сергей Васильевич.
Через тройку вперед-наружу Маша сделала подход, въехала в винт – вращение стоя, – и тут же раздался хлопок:
– Стоп-стоп-стоп! Кто же выпрямляет опорную ногу до того, как возникло устойчивое вращение? Ну-ка, еще раз… Нет, рано! Еще раз… Вот сейчас! Нет, поздно. Еще раз!
Еще много-много раз Маше пришлось заходить на вращение, прежде чем она уловила, в какой момент нужно выпрямлять опорную ногу.
– Теперь сносно, – сказал Сергей Васильевич. – Но само вращение никуда не годится. Вращаться надо на передней трети конька, а не как бог на душу положит.
И снова началось: «Еще раз. На всем полозе вращаешься! Еще раз. Зачем на зубцы поднялась? Еще раз…»
Едва Маша почувствовала «переднюю треть конька», как Сергей Васильевич переключился на разгруппировку:
– Она должна заканчиваться легким сгибанием опорной ноги. Еще раз. Сгибание недостаточное. Еще раз. Теперь чрезмерное. Еще раз…
Маше мерещилось, что она снимается в фильме под названием «Самая бестолковая фигуристка в мире». Дубль 37, дубль 168, дубль 999…
От либелы – вращения в «ласточке» – Сергей Васильевич и вовсе не оставил камня на камне.
– Это не либела. Это коромысло. Здесь вращаться нужно на плоскости конька, не касаясь льда зубцами. У тебя зубцы скрежещут об лед, как жернова. Свободная нога мотается безобразно. Надо оттягивать ее назад, чтоб прямая была, как стрела! Особенно в самом начале вращения. И где должно находиться колено? Выше уровня бедра. А у тебя оно, спрашивается, где? Перерыв.
Хореограф принялась штудировать с ней позы спиралей, заклонов и вращений. Начали с бильмана – свободную ногу поднимаешь за спиной и двумя руками удерживаешь за лезвие конька над головой.
– Должен получиться нераскрытый тюльпан, – говорила Ирина Владимировна. – Голова – его сердцевина, руки и нога – три лепестка. У тебя один лепесток с дефектом – нога в колене норовит согнуться. Вон, видишь? – Она то и дело апеллировала к зеркалу, которое беспощадно отражало все дефекты.
После бильмана перешли к «колечку»: сильно прогнуться, откинув назад голову, и захватить лезвие. Потом к заклону без захвата конька, где спина должна быть параллельна полу. Потом к спирали Керриган, когда вытянутую назад и вверх ногу удерживаешь рукой за колено. В каждой позе Маше приходилось стоять по минуте и следить за собой в зеркале, чтобы ни чуточку не качнуться и ни на йоту не изменить положение.
– Клонишься, как Пизанская башня! – то и дело покрикивала Ирина Владимировна.
Дальше она принялась лепить из Маши «ласточку». Свободную Машину ногу тянула назад и немного вверх, железными пальцами поднимала голову за подбородок и расправляла плечи, точь-в-точь как скульптор, что придает глине нужную форму. И велела Маше качаться взад-вперед.
– Добивайся неизменной амплитуды. Представляй себе, что ты качалка. На детской площадке есть такие качалки с двумя сиденьями друг напротив друга. И тот, и другой конец качалки не может опуститься ниже земли, верно? Потому что он в нее упирается. В качающейся либеле должна быть такая же невидимая «земля», в которую ты упираешься то подбородком, то зубцом!
И для подстраховки в качестве «невидимой земли» использовала собственные руки, подставляя их под Машину ногу и подбородок.
Маша ждала, что «ласточку» и остальное нужно будет перенести на лед. Ждала с нетерпением: после мучительного стояния в этих позах исполнение их во вращениях и спиралях представлялось раем.
Вместо этого прозвучало:
– Бедуинский в «ласточку».
Иначе бедуинский называют «бабочкой». Тот, кто придумал для него столь воздушное название, явно погорячился. Ноги совершают в воздухе атлетический круговой мах, как будто рисуют солнышко, а туловище «лежит» на плоскости, параллельной льду.
Маша решила, что настал ее звездный час: за бедуинский Тамара Витальевна пела ей цветистые дифирамбы. Теперь же вместо дифирамбов услышала:
– Это не прыжок, а переступание с ноги на ногу. Что придает бедуинскому красоту? Высота! Мощный полет вперед и вверх. А за счет чего достигается высота? За счет правильного отталкивания. Еще раз!
Не меньше получаса Маша угрохала на то, чтобы правильно оттолкнуться. И еще столько же – чтобы правильно приземлиться в «ласточку».
– Совершенно не обращаешь внимания на жесткость тела в полете! Итог – при приземлении свободная нога и туловище опускаются. Зрелищности ноль. Опять нога вниз ухнула. Так ты рискуешь потерять равновесие. Мечтаешь на льду растянуться?
Маша мечтала об одном: услышать слово «перерыв» и вернуться в зал. Теперь раем представлялось стояние в позах спиралей и заклонов.
– Прыжок в волчок сальховом на толчковую ногу. Э, нет, так не годится. В полете ты должна принять почти то самое положение, в котором будешь вращаться. Давай заново. Не то! Слишком плотно сгруппировалась, так трудней приземляться, а вращаться начинаешь чересчур быстро, это чревато падениями. Сальховом на маховую ногу. Ничего похожего! Когда нужно принять положение «пистолетик»? В верхней точке траектории, не раньше и не позже. Все заново. Ну и что это за приземление? Приземляться надо на зубцы! И только потом плавно переходить на переднюю треть полоза.
После прыжков во вращения Маше пришлось выполнять диковинное задание: вращаться в «ласточке», подскакивая на опорной ноге.
– Ну что ж, на сегодня хватит, – сказал наконец Волков и ушел за занавеску.
Маша подъехала к проему в бортике, без чехлов доковыляла до скамейки и упала на нее. Ей казалось, что от нее валит пар.
Волков показался в конце коридора, уже в дубленке.
Ирина Владимировна, тоже одетая для улицы, собиралась уходить. Издали махнула Маше на прощание. Тихо сказала Волкову: