Принцесса Намонаки
Шрифт:
Император стремительно обернулся и расплылся в счастливой улыбке.
— Да, Ичи?
Боже мой, он и правда сумасшедший!
— Может, не надо…
— Надо, малыш! Папа знает! — И, властно взмахнув полами… э-э-э… кимоно, император потребовал: — Живо приведите тут всё в порядок! — И снова обернулся ко мне. — Ичи, папа должен идти! Я надеюсь, завтра ты присоединишься ко мне! Постарайся, ладно? Не болей!
Напоследок он чмокнул меня в щёку и удалился. Свита направилась за ним бегом, иначе не поспевала.
А меня атаковали слуги. Не знаю, откуда они взялись, но их было много, и они сновали вокруг деловито, обращаясь со мной, как с хрупкой куклой — бережно, но настойчиво. Они споро сменили мою “ночную сорочку” (я даже не заметила, как меня вообще раздели), потом как-то хитро заплели волосы, надели на них мягкую повязку (я её почти не чувствовала). За это время они перестелили постельное бельё, принесли другую жаровню и поставили свежие цветы в вазу.
Невольно я слышала их шёпот и шушуканье: они делали ставки, отправит император своего сумасшедшего сына в закрытый монастырь лечиться, или обойдётся?
Это я-то сумасшедшая?
Очень хотелось спать. Я думала: может, если засну, то проснусь уже нормальной?
— Эй, — позвала я, когда стало совсем невмоготу.
— Ваше высочество? — поднырнул кто-то под длинный рукав сорочки.
— Я хочу спать. Ради бога, уйдите…
Они пошушукались, а потом неуверенно кто-то другой сказал:
— Ваше Высочество, скоро придёт господин лекарь. Дождаться бы…
Да что ж меня тут все вертят, как ребёнка какого-то! И сюсюкают. Почему?
— Сколько мне лет? — неожиданно выдохнула я.
Вопросу, впрочем, никто не удивился. Стоило императору сказать, что потеря памяти его сына — пустяк, и больше никто не подозревал, что я брежу. Они просто все были уверены, что я спятила.
— Вашему прекрасному высочеству, да будут дни ваши вечны и наполнены дарами неба, недавно исполнилось двадцать пять лет, господин.
— Сколько?!
Я просто не могла сопоставить то, что видела в зеркале плюс тощее тело, которое рассмотрела уже сейчас, в ворот сорочки, и цифру “двадцать пять”. Нет, правда, как?
— Д-двадцать п-пять, г-господин, — слуга от страха принялся заикаться, а я опомнилась.
Л-л-ладно. Без проблем. Этому заморышу двадцать пять. Интересно, он гирю когда-нибудь держал? Ну хоть килограммовую? Да что это я, его ветром сдует, если не поостережётся. Неудивительно, что его тут ни в грош не ставят.
Это были ещё не все открытия, которые мне предстояло совершить о его высочестве Рьюичи, первом и единственном сыне императора Рью. Но в тот вечер я больше ничего не узнала. Я всё-таки заснула ещё до прихода лекаря, и будить меня не стали.
А потом…
Но что было потом, я напишу завтра — сейчас я устала. Знаете, как тяжело писать русские буквы кисточкой? О, я вам ещё расскажу! Но вот смена стражи, и луна катится к горизонту — мне пора.
Хм, а и впрямь немного легче стало. Завтра постараюсь продолжить.
Глава 2
Шестой день четвёртой луны
Сегодня я расскажу о Йуе. Йуй был… Йуй был.
* * *
…Красное солнце дрожало за пеленой облаков и тумана, рассвет только-только занимался, холодно было, словно ад промёрз, а я сидела на краю квадратного бассейна-купальни и рассматривала своё новое отражение в воде. Деталей сквозь завитки пара было, конечно, не разглядеть — только тёмный силуэт, и, если наклониться, то и черты лица — но очень смутно.
Моросил тёплый дождь, поверхность бассейна то и дело шла рябью, моё отражение дрожало, но я всё равно сидела и смотрела. Мне следовало привыкнуть к нему — худому мальчишке с лицом алебастровой куклы. К его молочно-белой коже и длинным чёрным волосам. К жгучим, тоже чёрным глазам и тонким, изящным чертам. Этим принц отличался от слуг — все они были смуглые. Наверное, он даже считался красивым… По-своему. Как красивой кажется хрупкая, фарфоровая фигурка — страшно в руки взять, вдруг разобьётся.
Вдобавок здоровье у принца оказалось слабое. Его мучила одышка (что странно — с таким-то худощавым телосложением), время от времени кололо в груди — давало знать о себе сердце. К тому же я проснулась с дикой мигренью, такой, что хотелось тут же закрыть глаза и умереть. В двадцать пять (может, здесь это и почтенный возраст, но верится с трудом) принц выглядел на пятнадцать, а чувствовал себя на все пятьдесят.
Маленький задохлик.
Воду из горячего источника в горах, как я позже узнала, по трубам подавали прямо в императорские купальни. Она считалась полезной, была белой, как молоко, из-за взвеси, и пахла тухлыми яйцами. То, что в бассейн кто-то густо накидал розовых лепестков, никак не помогало отбить вонь. Ещё она была горячей, очень, и принц выдерживал её с трудом. Я сполна это ощутила, ещё когда отгоняла лепестки, чтобы рассмотреть себя в отражении. А уж когда шагнула в бассейн! Сердце зашлось от жара, и я чуть не упала. Вдобавок в бассейне, тоже белом, оказалась приступочка у самого борта — только под водой. Её не было видно, как я могла о ней знать? Хотя принц наверняка знал, он же не раз тут купался.
Я же споткнулась об эту приступочку сразу, больно ударила ногу и обязательно полетела бы носом в воду — безо всякого королевского достоинства — если бы не мой новый камердинер. Или как его правильно называть? Начальник над слугами? Император вчера звал его как-то иначе, но я решила про себя говорить так — мне привычнее.
Он носил странное имя — Йуй. И такую же звучную фамилию — или род — которую я, конечно, не запомнила. Все имена тут дай боже.
— Господин, молю вас быть осторожнее, — ледяным тоном попросил он. — Прикажете позвать слуг, чтобы они помогли вам?
Да, и купали меня, как младенца. Снова.
“Пошёл ты”, - мрачно подумала я в ответ и дёрнула плечами, высвобождаясь.
Новый камердинер возненавидел меня сразу, как увидел. Или ненавидел ещё раньше — что более вероятно. Я не знаю, что принц ему сделал, но, наверное, что-то страшное, потому что Йуй, когда поднимал взгляд, смотрел так, словно мечтал порубить меня на фарш.
«Зачем человек с такими жгучими чувствами к принцу решил стать его слугой?» — думала я. А ещё пыталась понять, что представляют обязанности этого самого камердинера? Чем он может мне навредить? Пока я видела только, как Йуй распоряжается слугами. Приказы он отдавал таким беспрекословным тоном, что будь на месте слуг я, тоже бы со всех ног бросилась их исполнять. Это наводило на мысль, что Йуй привык, чтобы ему подчинялись. Значит ли это, что сам он никакой не слуга? Может, даже аристократ? Раз есть принц и император, должны быть и аристократы, правильно?