Принцесса Намонаки
Шрифт:
Вокруг было пусто. Ни музыканта, ни актёров. Рынок тоже был пуст и тих. Сколько же я пробыла в той странной роще?
Словно по сигналу, воспользовавшись остановкой, на меня накинулся Ванхи — поправлять повязку на волосах и рассказывать, в какой я была опасности, и как неразумно было вмешиваться ни в представление актёров, ни в наказание телохранителей. Насчёт первых я промолчала, а вот дальше не возразить не смогла.
— Они мои, я за них заплатил. Значит, никто их кроме меня не тронет.
Телохранители в это время окружали нас и неизвестно что думали. Как роботы, честное слово…
— И я действительно им приказал, — добавила я.
— Господин! Принца не должны волновать ничтожные слуги…
— Заткнись.
— Повинуюсь…
Дорога домой слилась в одно тёмное пятно: город уже спал, и дворец тоже. Но ворота нам открыли, и одни, и вторые, и третьи. А потом сразу потащили к императору.
В ярости я его уже видела, но чтобы так…
— Отец, но вы же сами позволили мне отправиться за стены, — сказала я, пока он гневно смотрел на меня и весьма красноречиво молчал. И? Сейчас в темницу отправит или снова тигра организует?
Но он просто закричал:
— У тебя в руках был царский кицунэ! Как ты посмел не отдать его мне?!
Э-э-э…
— А должен был?
— Не строй из себя идиота! — рявкнул государь и больно ударил меня по щеке.
Уклоняться было нельзя, но я представила, какой на скуле скоро расцветёт синяк… Подставить, что ли, другую для симметрии?
— Отец, я правда не понимаю. Чем я прогневал вас?
Странно, но больше рычать на меня император не стал, как и драться. Он только завопил во всю мочь:
— Вон!!!
А потом, выгнал из покоев вообще всех и, судя по звукам, принялся ломать мебель.
— Ванхи? — позвала я, потирая щёку. — В чём дело?
Позже, уже в моих покоях евнух объяснил, что нежить — ёкаи — для местных магов вроде еды, деликатеса. И наоборот.
— Говорят, давным-давно, когда его величество был только одним из принцев, он попал в плен к кинцунэ, — с придыханием рассказывал Ванхи. — С тех пор их он ненавидит сильнее других ёкай. Те актёры, господин, были из Рё-Ка. Если бы государю было о них известно, он бы забрал того кицунэ и, наверное, за всё отомстил. Конечно, я не смею утверждать, мысли повелителя велики и непостижимы…
— А что стало с другими его братьями?
— Кицунэ, господин? Один являлся вам сегодня, а…
— Императора. Ты сказал: когда был одним из принцев. Что он сделал с другими?
По словам Ванхи, другие принцы были очень неаккуратны и имели скверную привычку выпадать из окон. Обычно прямо на чьи-то копья, в пруд или сразу из башен, чтобы уж наверняка.
— Он ведь Шепчущий, господин, — улыбнулся Ванхи. — Это было несложно.
— И что, его отца это совершенно не волновало?
Ванхи считал, что волновало, конечно: после смерти третьего сына (нынешний император был седьмым) государь сошёл с ума. Или ему помогли…
Ну а что касается кицунэ и прочих ёкай, то для Шепчущих они как батарейка. Однако и ёкай не откажутся подзакусить магом.
Может, и хорошо, что я не маг.
— А почему его величество специально этих кицунэ не ищет? Раз они так важны?
Этого Ванхи не знал.
Позже мне сказали, что император отошёл от гнева и, заботясь о чести принца (нельзя же наследнику показываться на людях с синяком) назначил мне неделю Удаления от скверны. Короче, домашний арест.
С этими новостями я отправилась было спать, но только-только заснула, как мне не то приснился, не то и правда был… короче, этот кирин-мальчишка из рощи.
Он держал на руках красноглазого зайчонка и улыбался.
Осознав, что это наяву, я подскочила на кровати. Зайчонок сидел на подушках как ни в чём не бывало и жевал простынь. Никакого кирина уже и в помине не было.
А что, если они ходят во дворец как к себе домой? Уф, не дай бог! Ещё и от этих покушений ждать?
Но телохранители утверждали, что никого не было, а зайчонка предложили прирезать прямо тут. Я, конечно, не позволила.
Зайчонка отправили императрице — «папа» же просил ей кого-нибудь купить. Не удивлюсь, если зайка необычный, но Ванхи, осмотрев его, экспертно заявил, что он не опасен. Ну, будем надеяться, что нечастную девочку этот ёкай не съест… Да и не думаю я, что кирин стал бы подкладывать мне такую свинью…
О, а вот и рассвет. Всё, я спать — раз уж сегодня мне никуда нельзя, буду весь день дрыхнуть. Утро вечера мудренее и всё такое. Вот.
Глава 11
Двадцать третий день пятой Луны
Я убью тебя, лодочник!.. То есть, мадам Фэй.
Серьёзно, эта стерва меня достала! Иначе не скажешь. Как бы её послать покрепче?..
Извините, ребята-шифровальщики из императорской темницы, за мой корявый почерк. Но у меня обе руки перебинтованы, и знаете, как теперь тяжело держать теперь кисть?
Эта… мадам… устраивает мне праздник уже третий день. Нет, она не покушается на мою жизнь (а жаль). Может, осознала всю крутость моих телохранителей (которую ещё не осознала даже я), а может, боится императора. Но она «любезно» и весьма настойчиво подстраивает мне пакости в стиле «поскользнулся-упал-очнулся-гипс». Только гипса в этом идиотском мире нет.
В первый же день моего Удаления (то есть домашнего ареста) я поскользнулась на заботливо натёртом маслом полу. Масло оказалось драгоценным, из земляного ореха. Ванхи говорит, пять слитков золота дают за вот такусенький пузырёк, чуть больше ногтя.
Упала я на этом масле довольно удачно, отделалась синяками.
Но это в первый день.
Во второй день нехорошая мадам устроила мне полёт в пруд. По её приказу арахисовым маслом натёрли плиты тропинок в саду.
В пруду я потеряла гордость, пару заколок и сломала ноготь. Жить можно.
На третий день, то есть сегодня, эта бестия, видать, просекла, что я больше не хожу одна и непременно отправляю вперёд телохранителя — разведать дорогу. Ребята сказали, что не прочь поскользнуться на драгоценном масле земляного ореха — это же такая честь. Прогнило что-то в этом мире… В общем, мадам устроила мне подставу прямо в моих покоях. Откуда я знаю, что это она? Я же не слепая! Я видела, что та служанка проклятое масло специально пролила! В купальне, на бортик бассейна. Да, я видела, но остановиться не успела. И упала на этот раз неудачно, думала, все кости переломаю. Но разодрала лишь руки и коленку, а ещё наглоталась противной горячей воды с запахом тусклых яиц и весь вечер мучилась животом, вот только что успокоилась.