Принцесса по приказу
Шрифт:
Говорить не хотелось. Я нажала отбой, но очарование вида уже было нарушено, и, вздохнув, я с сожалением поехала дальше, вдавливая в пол педаль газа, чтобы успеть к назначенному Павлом Андреевичем времени.
И все равно я опоздала, понадеявшись найти парковку ближе ко входу. Естественно, все места были заняты. Прокатившись кругов пять, я с трудом втиснула машину у желто-белой оранжереи Таврического сада и помчалась по Шпалерной, радуясь, что на ногах кроссовки, а не туфли на каблуках.
Здание на Литейном проспекте, или, как его называли в народе, «Большой дом», уже с момента строительства обросло легендами. Построенное после революции на
Говорили, что количество подвалов в здании равно количеству этажей, и что это – самое высокое здание СССР: из его подвалов видно Магадан. Вспоминали, как, войдя в это здание, люди из него уже никогда не выходили.
Насчет Магадана не знаю, но Большой дом и правда вызывал какую-то подавленность, даже автомобили проезжали как-то чуть медленнее. Возможно, дело было в постоянном полицейском патруле около дверей, или же во въезде на Литейный мост, куда в два правых ряда сворачивали с набережной. В любом случае сейчас мне было не до философских размышлений, время начало обратный отсчет.
Не снижая скорости, я заскочила в двери и махнула дежурному на входе своим удостоверением. Впрочем, можно было этого и не делать: сегодня дежурил Игорек, мой тайный поклонник, который моментально открыл «вертушку», за что получил воздушный поцелуй и слегка покраснел.
На ходу кивая знакомым сотрудникам, я пронеслась по лестницам, выскочила в длинный коридор, казавшийся бесконечным из-за прямоугольных выступов на потолке и огромного количества одинаковых дверей (ох уж эта cталинская архитектура!), и буквально влетела в знакомый кабинет начальника отдела по борьбе с коррупцией в рядах доблестных сотрудников доблестных органов. Странно, но круглолицей Любочки, вечного секретаря и помощницы, в приемной не было. Даже компьютер был выключен. В обычной ситуации это могло бы меня насторожить, но я очень торопилась.
Павел Андреевич сидел за столом, как всегда, подтянутый и в костюме при галстуке. Старый КГБист, он не признавал джинсы или же кроссовки, считая их элементами чужеродной западной культуры. Он недовольно посмотрел на меня, затем перевел взгляд светло-серых, почти бесцветных глаз, глубоко посаженных под седыми лохматыми бровями, на часы.
– Час тридцать. Что, Голованова, на мосту застряла?
– Был грех! – все еще тяжело дыша, ответила я. Полковник усмехнулся:
– Грех у тебя вечером будет, думаешь, не знаю, что сынок бизнесмена в городе, и на дачу ты не вернешься, - Павел Андреевич пару раз видел Макса, заезжавшего за мной после работы, и люто невзлюбил, считая его бездельником, самостоятельно ни на что не способным. По правде сказать, после смерти моего отца мой начальник взялся опекать меня, считая слишком молодой, порывистой и неопытной. На тот момент я была слишком подавлена, чтобы возражать, а потом привыкла. Мне где-то даже была приятна эта слегка навязчивая забота, когда она не касалась моих отношений с мужчинами.
– С сынком еще не ясно, а к грядкам точно не вернусь! – подтвердила я, проходя и закрывая за собой дверь. Полковник поморщился:
– И ты туда же… что за мода такая из себя мушкетеров строить? Вам вышивать да детей рожать надо, а не шпагами
Я подчинилась и привычно обвела кабинет взглядом. Как и все в этом здании, он был абсолютно безликим, казенным. На окнах – блеклые жалюзи, вертикальные, что говорило о статусности хозяина, у нас на окнах они были горизонтальными, небольшой стеллаж с разноцветными пластиковыми папками соседствовал с сейфом, закрывавшимся на ключ – Павел Андреевич не любил электронные замки, считая их чуть ли не порождением дьявола.
На стене, выкрашенной в желтый цвет (наш дурдом, как мы называли ласково кабинеты), – портрет президента, обязательный, так же, как и флажок России на столе, поставленном буквой «Т» с удлиненной ножкой, – чтобы на планерку мог поместиться весь наш отдел с секретарями и Венькой - системным администратором, которого в свое время устроили к нам на практику. Парень покрутился среди нас, съел все запасы печенья и так и остался: бывших в нашем ведомстве не бывает.
Сейчас за столом, помимо хозяина кабинета, сидел лишь незнакомый мне человек. В отличие от хозяина кабинета, он был одет в рубашку-поло и джинсы. На ногах – дорогие мокасины, наверняка ручной работы, на руке – два перстня, один с красным камнем, второй – печатка, и часы как у Джеймса Бонда. Часы я узнала сразу: Макс мечтал о таких, но они стоили несколько тысяч и, конечно же, не рублей, поэтому мой предприимчивый друг заказал в Китае аналог и теперь гордился ими.
Почему-то я сразу поняла, что именно эти часы не подделка. Слишком уж они были подчеркнуто неброскими, но элегантными. Макс бы отдал за них душу. Пока я, забыв о приличиях, рассматривала часы, незнакомец очень внимательно изучал меня. Заметив это, я вскинула голову, дерзко смотря в его ничем не примечательные светлые глаза. Кажется, серые.
Невысокий, поджарый, волосы – темные, с проседью, черты лица какие-то смазанные, обычные, такого в толпе и не заметишь. Хотя… было в нем что-то, что привлекало внимание. Я взглянула на него внимательнее, отмечая и четко очерченные красивые губы, и правильной формы нос, какими скульпторы античности обычно награждали свои творения.
Пока я бравировала, взгляд незнакомца, скользнув по лицу, остановился на моей груди, почти вызывающе обтянутой футболкой. В этом не было никакого сексуального подтекста, лишь какой-то холодный расчет, отчего мне стало очень неуютно. Помедлив, мужчина с часами Джеймса Бонда повернулся к хозяину кабинета и кивнул:
– Да, то, что надо.
Нахмурившись, я откинулась на спинку стула и подчеркнуто повернулась к начальнику:
– Товарищ полковник?
Он задумчиво посмотрел на меня, будто решаясь. Это было не похоже на Павла Андреевича, обычно он, если уже вызывал, то не сомневался. Пауза затягивалась. Я даже начала гадать, по какому делу меня могли вызвать, когда, наконец, он начал разговор.
– Скажи-ка мне, Голованова, а ты современную литературу читаешь? – вопрос от неожиданности заставил подскочить на месте. Я тут же вспомнила, как, купившись на рецензии, пыталась прочесть роман современного классика, где героиня «преодолевала множество тягот судьбы».
Роман начинался с того, что малолетняя девица справляла малую нужду под забором, после – шло описание, как ее родители зачинали ее, первый раз занимаясь сексом. Книжку я отложила и долго мыла руки, пытаясь избавиться от чувства омерзения после прочитанного. Тогда мне показалась, что до современной классики я точно не доросла.