Принцесса-попаданка
Шрифт:
Не говоря больше ни слова, парень вышел и громко хлопнул дверью. Его распирало от ярости. На что только ни готов его отец, чтобы разделить братьев. Отправить одного из них в княжеский дворец, а другого оставить при себе как домашнюю собачку! Улучшенное зрение судило о том, что в порыве гнева зрачки Казамы снова стали вертикальными, покалывание в деснах – проявились клыки, но его мало волновала собственная внешность. Сейчас надо думать о том, как спасать Файна.
– Господин, – встал на его пути дворецкий с подносом хрустальных
– Не хотел! – вскричал парень и на ходу смахнул графины с подноса.
Хрусталь при встрече с каменным полом разлетелся вдребезги. Служанки, пробегающие мимо, прикрыли рот рукой и испуганно проводили взглядом юного оборотня.
– Чудовище… – прошептала одна из них.
Благодаря своему совершенному слуху, Казама даже за десять метров мог расслышать это и, не сдержавшись в очередном порыве ярости, поразбивал когтистой лапой все вазы в коридоре. Он ненавидел себя, свою природу, свою нагулявшую мать. Он ненавидел отца, который не видел в нем темного, ненавидел этих служанок, всюду сующих свои носы и за глаза проклинавших его. Он ненавидел всех, кроме брата, и даже его собирались отнять.
Выйдя в сад, парень хоть немного успокоился и, устроившись под вишней, закрыл пылающие глаза. Файн должен отказаться. Должен! Но если отец начнет угрожать ему и шантажировать, то он за себя не отвечает.
– Чудовище здесь, – послышался женский шепот. – Мариша, может, пойдем?
Один судорожный вздох и девушки покинули сад, оставив Казаму в одиночестве. Когда-то Мариша нравилась ему. До тех самых пор, пока он не застал ее с сыном конюшего и не вспорол тому горло. С тех пор девушка избегала его как могла, а парень и не расстраивался. Одного предательства ему хватило с лихвой. Пусть убегает, пусть боится. Может, и подругам своим расскажет, что измена чревата последствиями.
В это же время Файн сидел напротив отца в душной приемной и слезы градом катились по его детскому лицу.
– У тебя же еще Ирик есть, – не уступал близнец. – Пусть он и отправляется во дворец. Я знаю, как сильно ты хочешь разлучить нас с Казамой, но, прошу тебя, не делай этого!
– Ирик будет наследовать поместье и прославлять наш род, – продолжал гнуть палку граф. – Казама дурно влияет на тебя. Ты, истинный мой сын, умный, воспитанный и достойный своего имени. Это животное – нет.
– Он не животное! Он мой брат!
– Ты отправляешься во дворец и точка! И перестань рыдать как баба! Иди в свои покои и собирайся. Вечером отбывает княжеский кортеж и ты вместе с ним.
– И что было дальше? – заслушалась Фредерика.
– А дальше Казама уехал со мной, – хохотнул Файн. – И закатил князю такую истерику, что отец еще месяц с нами не разговаривал.
– Ты оценил бы выражение лица своего отца, когда он услышал все, что я о нем думаю, – добавил Казама, покосившись в сторону Пересмешника.
– Все отдал бы, чтобы взглянуть, – заржал тот. – Его княжеская челюсть наконец-то коснулась пола!
Все трое заржали, а Фредерика задумчиво накрутила на палец огненно-рыжий локон.
– Ты совсем не чудовище, – заявила она, и Казама вскинул брови от удивления. – Кровь оборотня горяча, но никто в этом не виноват. Тебя настраивали с самого начала, а потом поплатились за это. А та дамочка знала, на что шла. Никогда бы не поверила, что у кого-то хватило глупости променять тебя на кого-то еще.
Она перевернулась на живот и встретилась с малиновыми глазами, в которых теперь засияли лучики. Губы близнеца сами собой расплылись в неподдельной улыбке.
– Спасибо, – прошептал он и, подтянув девушку к себе, зарылся в ее густые волосы.
– Эй, эй! – вскинулся Пересмешник и тут же был одарен глухим рычанием.
– Тогда и мы с Михаэлем расскажем вам о том, что случилось десять лет назад, – прервал короткую перепалку Шанель.
– Ах, да, – хмыкнул монах. – Наша первая встреча.
Это был особенный день. Ровно сто лет назад Кориандра, самая прекрасная на свете драконица, погибла от рук охотников. Ее прекрасные голубые глаза, медная с переливами чешуя до сих пор снились Шанелю. Он не хотел выкидывать ее из головы, пусть и жизнь теперь стала для него испытанием. Дракон практически не охотился, все дни проводил в пещере, и даже яркий солнечный свет, озорной щебет птиц и погожая листва, которые так любила Кориандра, он возненавидел. Но этот день преподнес ему самый неожиданный сюрприз.
Вспарывая брюхо молодого оленя когтем, Шанель услышал за стенами плач. Не ребенка, не женщины, а мужчины. Заинтересовало. Мало того, что пещеру, облюбованную драконом, люди проходили стороной, так тут еще и поблизости расположился кто-то, отчаянно привлекая к себе внимание. Самоубийца что ли пожаловал?
Высунув любопытный нос из темноты, золотистое чудовище заметило сгорбившегося на траве лысого парня в бежевой тоге. Таких людей он уже встречал, и не мало. Драконий культ. Только этих самовлюбленных монахов ему для полного счастья не хватало!
Он показательно зарычал, будучи уверенный в том, что мальчишка испугается и убежит, но тот не тронулся с места, еще крепче обняв колени.
– Можешь убить меня и сожрать, – наконец, всхлипывая, произнес он и Шанель удивленно повел носом. – Мне все равно. Родителей убили, а это моя и только моя вина. Можешь оторвать мне руки и ноги, подвесить на сталактит и любоваться. Уже ничего не страшно.
Золотистый дракон усмехнулся, если только эти создания умеют усмехаться и вышел из пещеры, вытянувшись в полный свой рост. Очередная смерть этого мира. Как это ни странно, к монаху он проникся сочувствием, ведь сам уже который десяток лет убивается из-за любимой.