Принцесса с дурной репутацией
Шрифт:
— Пожалуйста, — умиленно проныла я, обхватив живот руками. — Кажется, я отравилась чем-то… Тошнит…
Сестры на то и монахини, чтобы быть милосердными. Одна из них протянула мне ключ:
— Ступайте, да поскорее!
Я бросилась к туалетной комнате для преподавателей.
Отперев ее, я прежде всего огляделась. Первая неудача — здесь нет окон, значит, вылезти в окно и спрятать кинжал в саду или скриптории не получится. Но преимущество: на две ладони ниже потолка тянутся декоративные мраморные желоба. Возможно, там получится спрятать кинжал. Да только чтобы дотянуться до этого
Я вошла в кабинку. Не в поганую же дыру спускать мой кинжал!
А придется.
Тем более что я сумею раздобыть новый. Или, на худой конец, порыться в выгребной яме, ф-фу.
Я опустила кинжал в сливное отверстие. Он булькнул прощально, я дернула ручку слива, и вода шумно омыла широкий лоток ножного унитаза.
Я как раз мыла руки, поливая себе водой из фаянсового кувшина, когда услышала стук в дверь:
— Дитя, как вы?
— Сестра, я уже иду! — крикнула я и вышла из туалетной комнаты, картинно держась за живот.
— Ох, и пронесло же меня, — поделилась я с сестрой переживаниями.
Та поморщилась:
— Уже был звонок. Какой у вас сейчас урок?
— Музыка, сестра.
— У мэтра Маджорити?
— Да, сестра.
— Тогда поспешите.
Я поклонилась и помчалась наверх.
Мэтр Маджорити был чрезвычайно суровым старцем, не ценившим ничего, кроме качественного хорового пения. Когда я постучалась в класс, то услышала «Ми-соль-ми-до-ре», которым обычно распевался наш хор.
Дверь открылась. Мэтр Маджорити сурово воззрился на меня:
— Где вы гуляете, барышня Веронезе?
— Простите, мэтр, — я смиренно потупилась. — Я была в туалетной комнате.
Кто-то из хора сдавленно хихикнул.
— Извольте на место. И сообщите дежурной сестре, что я приказал вас оставить без сладкого в Исцелительный день.
Хихиканье стало более громким и мстительным. Аукнулся же мне пирожок с повидлом!
— Да, мэтр, — и я покорно встала на свое место в хоре.
Мэтр Маджорити постучал по пюпитру дирижерской палочкой и грозно изрек:
— Сегодня мы будем репетировать патриотическую кантату «Славься, Старая Литания!», ибо ваш класс станет петь ее в день приезда благотворителя нашего пансиона графа Лучизаре. Как вам известно, его сиятельство приедет через три недели или через месяц. Госпожа Солано, вы солируете в партии меццо-сопрано. Барышня Дучези, попрошу вас больше не фальшивить во втором куплете, вы делаете это нарочно. Барышни, приготовились. До-ля-фа!
Мэтр Маджорити взмахнул дирижерской палочкой, и наш хор завел первый куплет патриотической кантаты, сладкой и приторной, как патока:
Славься, Старая Литания, Славься, лучшая страна! Мы другой такой не видели Ни в какие времена!Признаюсь, я никогда не была патриоткой Старой Литании, хотя, похоже, именно в ней и родилась и выросла. Ну что это за страна, смех один! Когда мы изучаем славную историю Старой Литании, я еле сдерживаюсь, чтобы
— Барышня Веронезе, вы поете или мух ртом ловите?! Что это за соль второй октавы? Я не слышу вашего голоса! Оставляю вас без сладкого до конца учебного года, и извольте петь!
Вот же скотство! Признаюсь, сладкое — моя слабость. Это и неудивительно, ведь я привыкла активно шевелить мозгами, а на уроках человековедения нам рассказывали, что мозгу для работы нужно очень много сахара. Ну ничего, за годы, проведенные в пансионе, я отменно научилась воровать из кухни все, что плохо лежит и что при этом можно съесть без вреда для здоровья. Так что, почтенный мэтр, мне ваши запреты не указ. Послезавтра пекут яблочное печенье, так я не я буду, если не скраду себе полный подол ароматных вкусностей!..
Мои мечты о яблочном печенье (под аккомпанемент нестройного пения нашего хора) были внезапно прерваны. Дверь класса отворилась, и на пороге появилась мать Конкордата, заместительница аббатисы по вопросам дисциплины в пансионе. Ее лицо, напоминающее непропеченный постный блин, и вытянутые в узкую полоску губы цвета мертвого дождевого червя не предвещали ничего хорошего.
— Мэтр, остановите урок, — ледяным голосом молвила она.
Учитель взмахнул руками, описывая полукруг, и мы умолкли, растерянно-перепуганно глядя на мать Конкордату. Всему пансиону было известно, что эта монахиня обладает норовом вечной мерзлоты, ее невозможно разжалобить, подкупить или улестить, а если она порешила кого наказать, наказание неотвратимо.
— Сядьте за столы, девочки, — приказала она.
Оказывается, когда надо, весь наш класс способен двигаться молниеносно и бесшумно. Теперь все мы выглядели как благонравные ученицы, в головах которых нет ничего, кроме учебы и молитвы. Я тоже придала своему лицу смиренный вид и захлопала глазами, изображая кротость. Не помогло.
— Барышня Веронезе, встаньте!
Я встала и кожей ощутила взгляды одноклассниц. Надо сказать, эти взгляды были лишены и капли сочувствия. Что ж, не очень-то и надо. За что же мне достанется на этот раз?
— Подойдите! — скомандовала мать Конкордата.
Я подошла. Она без слов задрала мой передник, и я все поняла. Роспа ухитрилась наябедничать быстрее, чем я предполагала.
— Где ваш кинжал? — прожгла меня взглядом монахиня.
— Сестра, у меня нет кинжала и никогда не было, — пролепетала я.
— Вы лжете! Мне известно из достоверных источников, что вы, вопреки введенному в пансионе порядку, носите оружие. Мало того, вы угрожали этим оружием высокородной девице! Куда вы дели кинжал?